Высушенные до кондиций вяленого бекона, мы решили заночевать на берегу реки Дейли. Правда, когда я, сорвав с себя майку, рванул к вожделенной воде, Пьер резко схватил меня за плечо, так, что едва не опрокинул навзничь. Дальше между нами развернулся краткий диалог на тему: «But why?» — «But how?». Короче: «Крокодилы, сэр». Накануне в Музее и художественной галерее Северной Территории в городе Дарвин мне были явлены 6,5-метровые скелет и шкура гребнистого крокодила: мало того что этот вид является самым крупным современным крокодилом на планете, так ведь именно эти скелет и шкура, будучи когда-то единым целым, слопали то ли семь, то ли восемь человек, причем целенаправленно по звуку выслеживали моторные лодки…
Ни одного крокодила при свете дня я так и не увидел. Однако стоило солнцу упасть за горизонт (вблизи экватора светило не закатывается, а именно падает — стремительно и отвесно), как у противоположного берега загорелась пара красных точек, затем еще одна, и вскоре вся кромка реки стала похожа на новогоднюю гирлянду из попарно соединенных лампочек. Я растолкал Пьера, с которым мы устроились на крыше «лендровера», и засыпал его вопросами о природе таинственных огней. «Крокодилы, сэр», — ответил он и повернулся на другой бок. А я не мог уснуть уже до самого утра. И не только из любопытства. С тех пор красные крокодильи глаза не раз мерещились мне даже на сибирских реках…
Трудно быть лошадью
Принято считать, что 90 процентов информации человек получает благодаря зрению. Если это так, то глаза других животных воспринимают и 150, и все 200 процентов информации. По сравнению с нашими, конечно. Ведь человеческий глаз во время развития как бы выворачивается наизнанку. Получается, что первичная лицевая сторона сетчатки обращена от зрачка в обратную сторону и свет, прежде чем попасть в фоторецепторы, преодолевает толщу других клеток. А прямо сквозь сетчатку проходит нерв, образуя слепое пятно. Из-за него предметы, находящиеся перед глазами, вдруг исчезают из поля зрения.
Мы видим мир в цвете, и наше цветовое восприятие называется трихроматическим: от греческого τρεϊς (три) и χρώμα (цвет). Если же сравнить его с красочными ощущениями многих животных, то такой хроматизм, скорее, происходит от слова «хромать». Так уж случилось, что наши дальние предки — первые плацентарные млекопитающие, которые жили буквально в тени динозавров, или даже зверозубые ящеры, — наверное, предпочитали вообще не выходить на свет, пока дежурил дневной дозор ужасных хищников. Мелким ночным зверькам все краски мира были ни к чему. Вот и утеряли они половину цветовых рецепторов — колбочек, которыми обладали их рептилиеподобные прародители. Киты и тюлени, освоившие водную стихию, а также ночные приматы полностью лишились цветового восприятия — их мир стал монохроматическим, черно-белым.