Оба отвернулись от окон и посмотрели друг на друга в сгущавшихся сумерках, где последние серебристые отблески дневного света на полированных поверхностях быстро тускнели и становились серыми. Феннер щелкнул выключателем, как будто сумрак раздражал его, и сцена озарилась ярким электрическим светом.
– Как вы недавно заметили, никакой выстрел снизу не мог достать его, даже если бы пистолет был заряжен, – мрачно произнес Вэндем. – Но даже если бы пуля попала в него, он не мог лопнуть, как мыльный пузырь.
Секретарь, еще более бледный, чем обычно, раздраженно покосился на кислую физиономию миллионера.
– К чему эти болезненные фантазии о пулях и пузырях? Не лучше ли думать, что он жив?
– Действительно, почему бы и нет? – с готовностью согласился Вэндем. – Если вы скажете мне, где он, я объясню, как он туда попал.
– Пожалуй, вы правы, – пробурчал секретарь после небольшой паузы. – Мы столкнулись с тем, о чем недавно беседовали. Будет забавно, если вам или мне придется признать, что проклятие подействовало. Но кто мог добраться до Уинда, запертого у себя в номере?
Мистер Олбойн из Оклахомы стоял посреди комнаты, широко расставив ноги; белый венчик волос на его голове и круглые глаза словно лучились изумлением.
– Вам он не слишком-то нравился, не так ли, мистер Вэндем? – вдруг спросил он с рассеянным нахальством enfant terrible.
Длинное желтоватое лицо мистера Вэндема как будто еще удлинилось и стало более зловещим, но он улыбнулся и спокойно ответил:
– Если уж говорить о совпадениях, то, кажется, это вы сказали, что ветер с Запада сдует наших великих мужей, словно пух чертополоха.
– Да, это мои слова, – прямодушно ответил уроженец Запада. – Но как, черт побери, это могло произойти?
Феннер нарушил воцарившееся молчание.
– Я могу сказать только одно, – произнес он с резкостью, граничившей с исступлением. – Этого просто не было. Такое не могло случиться!
– О нет, – донесся из угла голос отца Брауна. – Это случилось на самом деле.
Все вздрогнули, потому что, по правде говоря, забыли о невзрачном маленьком человеке, по настоянию которого им пришлось открыть дверь. Общее настроение резко изменилось; они вдруг вспомнили, что назвали священника суеверным фантазером, когда он лишь осмелился намекнуть на то, в чем они смогли убедиться собственными глазами.
– Проклятье! – вскричал порывистый уроженец Запада, словно не мог сдержать чувств. – Значит, в этом все-таки что-то есть!
– Должен признать, что дурные предчувствия его преподобия, очевидно, были хорошо обоснованы, – признал Феннер, хмуро глядя на стол. – Интересно, может ли он нам поведать что-нибудь еще?