…Игорь посмотрел на часы. Он тяжело моргнул и вытер лицо. Стрелки показывали, что незнакомец уже должен быть здесь. Игорь знал, хорошо знал, кого он сейчас увидит. И хоть автор, как и сам Игорь, выведен здесь не под своим именем, но написать эту страшную повесть мог только один человек… Только один.
В дверь постучали, и Игорь почувствовал, как онемело у него все внутри.
— Да-да, — сказал он каким-то не своим, чужим голосом. — Войдите.
Дверь раскрылась, и Игорь увидел того, кого узнал сразу же. Вадим. Это он. Прошло столько лет, но не узнать было невозможно.
— Здравствуй, — сказал тот, входя.
— Что тебе нужно? — Игорь нахмурился и смотрел на него грозно.
— Я хочу дописать повесть. — Сказал Вадим.
Говорил он очень негромко, но глаза его при этом возбужденно блестели. Игорь понял, что перед ним стоит больной человек.
— Дописывай. Кто тебе не дает? — Сказано это было раздраженно, с вызовом. — И забери свои листы. Ты, что, всерьез хотел напечататься? С таким языком публиковаться только на стене сортира…
— Чтобы дописать повесть, — спокойно и медленно произнес Вадим, — надо, чтобы еще один персонаж умер. Главный негодяй. Убийца. Надо, чтоб он умер на самом деле. Тогда и получится хэппи-энд. Как в американских фильмах…
Игорь смотрел, не понимая. Вадим вытащил из кармана руку, и там у него оказался пистолет. Привинченный к концу ствола глушитель объяснял все и не оставлял Игорю никаких шансов.
— Ты, что, охренел? — Тот аж приподнялся на месте.
— Успокойся. Сядь. Ничего страшного. Когда в фильме главный мерзавец умирает в конце — ты, ведь, не нервничаешь? И правильно, что не нервничаешь. Так нужно для торжества справедливости. Главный отрицательный персонаж умер — и зрители довольны, идут домой пить пиво. А в этой истории ты главный отрицательный персонаж. Вот в этой истории. — Вадим указал на рукописные листы своей повести. — Ты, конечно, себя отрицательным персонажем не считаешь, но это — не страшно. Отрицательный герой в фильме тоже не считает себя отрицательным. Все просто.
Игорь упал на стул. Вадим подошел ближе.
— Я специально не написал в повести, что Дима не остался на берегу, что его взяли с собой на катер. И странно — даже когда Вова с Димой остались одни, Вове в голову не пришло, что Дима мог кого-то убить. Тихий и робкий Дима — он чихнуть боялся. А тут — очень спокойно, с удовольствием, замочил четверых. И не побоялся. Почему?.. — Вадим пожал плечами. — Потому, наверное, что трус обычно боится открытой драки, но он часто не боится сунуть кому-то нож в спину — тогда, когда этого никто не ждет. Дима убивал насекомых и делал это с удовольствием. Но когда он убил человека, то понял, что это гораздо приятнее. Главное, чтобы тебя не поймали. Так или нет?.. И что бы случилось с Вовой, если бы не пограничники?.. Дима бы его прикончил. Только они и спасли Вову. И мы не разговаривали с тобой сегодня… Люди всегда видят только оболочку человека. А что у него внутри? В глубине души? Если это робкий тихоня, то мы уверены — можно его не бояться, ничего плохого он нам сделает. А у него в душе — горит ад, там у него геена огненная. Но только никто этого ада не видит. И никому нет дела до этой геены, пока она не выпрыгнет наружу и не начнет пожирать других. Ведь так? Правда? Так ведь?