– Между нами и берегом никого нет, брат, – сказала она, и ее слова были подобны элю для пересохшего горла.
Сигурд кивнул, и план начал формироваться в его сознании, пока он говорил.
– Дядя, ты можешь дать воинам Хиндеры причину наделать в штаны?
Улаф нахмурился, но очень скоро сообразил, что имеет в виду Сигурд.
– Я могу заставить сынов свиней думать о других вещах, Сигурд, – сказал он, – но они быстро все поймут, и после этого каждый будет сам за себя. Кровавый хаос.
Сигурд усмехнулся.
– Боги любят хаос, дядя, – сказал он и подозвал к себе Вальгерду и Карстена Рикра – они выскользнули из «стены щитов» и подошли к нему, смаргивая пот с глаз.
Когда Сигурд рассказал им и Руне, что от них требуется, они кивнули и с решительным видом переглянулись.
– Мы готовы, дядя, – сказал Сигурд.
Улаф снова кивнул, сплюнул на землю и ударил рукоятью меча о щит.
– Свинфилкья! – закричал он голосом, от которого содрогнулись бы даже мертвые в Нифльхейме.
Улаф не шевельнулся, но все остальные мгновенно перестроились, «стена щитов» исчезла, и они оказались за спиной у ветерана, образовав клин, напоминающий голову свиньи. А пока они это делали, Рандвер приказал своим людям сплотить ряды, готовясь к атаке врага, и его воины принялись стучать мечами и древками копий по щитам, чтобы придать себе мужества перед неминуемым столкновением.
Они были слишком озабочены ощетинившимся клином, чтобы обращать внимание на троих людей, побежавших в сторону моря.
– Отодвинься, дядя, – сказал Сигурд.
– Ни в коем случае, парень, – бросил Улаф через плечо.
– Отойди в сторону, Улаф, – сказал Сигурд. – Они были верны своей клятве, теперь пришел мой черед.
Улаф бросил на него мрачный взгляд и покачал головой. Но потом прорычал ругательство в кудлатую бороду и отодвинулся в сторону, позволив Сигурду занять место во главе клина, – ведь тот дал клятву сражаться в первых рядах, и сейчас пришло время это показать.
Улаф встал у его левого плеча, а Свейн оттеснил Бьорна, чтобы занять место справа; лунообразное лезвие его огромного топора было покрыто засохшей кровью, лицо искажала гримаса. Далее встали Флоки, Брам и Бьорн, за ними выстроились остальные, и Сигурд, прекрасно знавший своих людей, пожалел воинов врага.
Он хотел, чтобы отец и братья видели его сейчас, оценили мужество, с которым они встретили врага, и знали, что за ними наблюдают Одноглазый Один и Видар, бог мщения. Впрочем, он ощущал грызущий изнутри страх. Нет, юноша не боялся боли или смерти, ведь она позволит ему пить мед в чертогах асов вместе с братьями, но он не хотел оставлять Руну одну в мире зла. Сигурд боялся, что не сумеет погасить ревущее у него внутри пламя, утопив его в крови мщения. Он сделал все, что было в его силах, чтобы привлечь внимание Одина. Теперь почтит Бога-Копьеносца, сражаясь в его честь, а это означало неистовый натиск.