- Можете итти, - отпустила "Маркиза" управляющего. Но тот не уходил и мялся, не решаясь что-то сказать.
- Что вам? - помогла ему, заметив эту нерешительность, Ольга Платоновна...
- Прикажете сегодня на ночь сторожей ставить в парк? - спросил Памфил.
- А что? Разве...
- Сегодня срок, и вечером он будет дома.
- А! Вот как. Тогда, конечно, поставьте, - распорядилась "Маркиза", поняв из лаконическаго сообщения управляющего, что вечером возвращается из-под ареста Лихой.
Она как-будто испугалась немного и в то же время обрадовалась. И представилось "Маркизе", что она идет по нижней дорожке парка и навстречу ей попадается Лихой. Он, по обыкновению, не снимая шапки, мнет ее у себя на голове, а она проходит мимо, пристально глядя на него и давая понять этим взглядом, что она прекрасно знает, кто снова снял калитки... И вдруг без всякой последовательности у нея мелькнула мысль приказать убрать навсегда эти злополучныя преграды и открыть опять старую дорогу.
"Очень далеко им ходить в обход усадьбы" - невольно мотивировала себе Ольга Платоновна смысл этого распоряжения, но тут же решила, что возвращаться назад, к прежним порядкам, поздно, что это значило бы показать трусость перед каким-то Лихим. "А что, если он меня убьет?" - с ужасом подумала "Маркиза", и вся похолодела. А мысль уже работала в этом направлении дальше и дальше и рисовала страшныя картины. Вот он влезает по дереву до окна спальни, вырезывает чем-то стекло и вскакивает в комнату... В руке у него топор... Или он забирается ночью в дом, притаившись заранее, вечером или днем, где-нибудь под лестницей подъезда, и идет, крадется в темноте. Мягко шуршат валенки, потрескивает едва слышно старый паркет... Понемногу эта томящая, страшная мысль перешла в уверенность, и весь день "Маркиза" провела в тревоге. Ночью она просидела дольше, чем обыкновенно, слушая чтение своей компаньонки, и когда отпустила ее, то не пошла спать, а осталась сидеть в своем голубом кабинете, на своем любимом месте у столика с львиными мордами. - И все казалось ей, а может быть и не только казалось, что в комнате, в углах и под потолком плавает синий дым... "Маркиза" не придавала этому никакого значения, думая, что это ей только кажется, что этоостаток от впечатлений дня.
И сидела Ольга Платоновна в своем глубоком кресле, и думала, думала без конца. Далекия милыя тени вставали перед ея глазами, звали, манили к себе... А тишина, мягкий свет свечей в высоком канделябре и мирный стук маятника больших часов баюкали уставшую "Маркизу", и она задремала... Вдруг в кабинете как-то сразу стало светло, словно зажгли большую люстру с амурами, которая висела над возвышением между голубых колонн. Красно-багровая полоса пронеслась мимо темных окон и на мгновение стали видны через стекла разубранные снегом ветви высоких тополей... Откуда-то ударил свет и в залу, а в открытыя двери портретной стали видны самодовольные лица в напудренных париках и цветных кафтанах... Они словно радовались чему-то и улыбались, и пламя весело играло на тусклом золоте рам... Гул и треск слышался все ближе и ближе, словно неведомо откуда надвигалась буря.