– Я так и понял. Но расскажи мне, чем ты занимался после того, как ушел из дома?
– Что-то из этого вы наверняка знаете или угадали, коль скоро сумели меня найти.
– Твой отец сказал, что ты пошел в солдаты.
– Я сказал ему, что ухожу, чтобы вступить в армию короля Урита.
– И как, вступил?
Адриан кивнул, склонившись над пахнувшей корицей кружкой.
– Но ты там не остался? – предположил профессор.
– Видите ли, там у меня возникли кое-какие трудности.
– Понимаю. Солдаты-ветераны редко прощают тех, кто превзошел их в бою, особенно если их унизил пятнадцатилетний мальчишка.
Адриан рассматривал старика сквозь клубы пара.
– Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, – сказал он. – Наверное, я полагал, что произведу на них впечатление, они похлопают меня по плечу и будут мне рукоплескать. Но вышло совсем иначе.
– И ты ушел?
– Мне больше повезло в армии Уоррика под предводительством короля Этельреда. Там я уже не старался показать себя и солгал насчет своего возраста, прибавив себе годков. Стал капитаном, но тут Этельред рассорился с Уритом, и оказалось, что я должен воевать против людей, вместе с которыми служил почти год. Я ушел в отставку, надеясь поступить на службу к королю каких-нибудь земель подальше. Так и переходил с места на место, пока в конце концов не оказался в Калисе.
– Идеальное место для того, чтобы исчезнуть.
– Я тоже так подумал, да, собственно, так и случилось… в некотором роде. – Адриан бросил через плечо взгляд на дверь. Вошло еще несколько студентов в небрежно накинутых мантиях. – Часть меня действительно исчезла.
Аркадиус окунул палец в кружку и помешал напиток.
– Что ты имеешь в виду?
– Джунгли меняют людей… или… не знаю, может, они просто выносят на поверхность то, что уже скрыто внутри. Там ничто тебя не сдерживает, не вынуждает следовать установленным в обществе правилам, в которых, конечно, можно запутаться, но которые служат тебе чем-то вроде якоря. Ты видишь себя без прикрас, и мне не понравилось то, во что я превратился. Когда я получил ваше письмо, во мне будто что-то сломалось.
Адриан посмотрел на мечи. Этим утром, надевая их, он думал о них не больше, чем о сапогах, – даже меньше. Сапоги, по крайней мере, были новые.
– Ты обнажал их с тех пор, как покинул Калис?
– Не для боя.
Аркадиус кивнул из-за кружки. На старческом лице его внимательные глаза казались на удивление яркими, словно только что отполированные бриллианты в древней потускневшей оправе.
– Я не могу не думать о том, сколько людей осталось бы в живых, если бы я послушался отца и остался в Хинтиндаре.