— Да именно по тому, что они не делают ничего из этого. Кроме того, вы прекрасно сами знаете: вы следите за честными и безобидными людьми, вроде моей жены, а те, кто вас действительно интересуют, о, эти типы стараются остаться незамеченными. Обратите внимание на тех, кто громче всех кричит, выступая против коммунистов. Да вы и сами это прекрасно понимаете. Не держите меня за простака.
Джордж Скраггз почесал в затылке. Фил заметил, что этого человека можно легко привести в замешательство, приписав ему коварные тайные мысли. Железная логика сбивала агента с толку.
— И все же, — слабо запротестовал он, — мы обязаны обращать внимание на то, что люди делают. А как иначе можно узнать, кто что думает, что происходит в головах людей?
— Да ладно, Джордж, я ведь не вчера родился.
Джордж все больше и больше нервничал. Не понимая, когда и как это произошло, он чувствовал, что поменялся местами со своим собеседником. Фил не сильно бы его удивил, открыв, что он также агент ФБР, причем выше его по званию, переодетый в невзрачного и неопрятного писателя.
— Если рассуждать как вы, Фил, в нашей стране опасны все.
— А кто сказал, что нет?
— Перестаньте. Тогда и Никсон — агент коммунистов.
Синие глаза Фила язвительно блеснули.
— Я надеюсь, Джордж, вы не забудете, что это сказал не я.
Этот разговор заставил Дика задуматься, особенно обескураженная фраза фэбээровца о том, как сложно узнать, что происходит в головах людей. Писатель спрашивал себя, что было бы, окажись он вдруг в голове какого-нибудь человека, совершенно непохожего на него. Например, в голове Джорджа Скраггза. Или, хуже того, Джорджа Смита. Или его отца. Или Ричарда Никсона.
Какое-то время он обдумывал идею, хотел описать в одной книге, как его собственный мозг и мозг Никсона поменялись местами, но затем оставил ее. Фил Дик, просыпающийся в одно прекрасное утро в теле сенатора из Калифорнии, а тот — в теле писаки из Беркли, — это могло, несомненно, стать неплохой историей, богатой на неожиданные повороты, но это было не то, о чем Дик думал. В одном учебнике по философии он прочитал о различии между idios kosmos[4], этим особенным видением вселенной, которое каждый из нас таскает в своей в голове, и koinos kosmos[5], который считается объективной вселенной. Когда мы говорим о «реальности», то ссылаемся для удобства на koinos kosmos, но, собственно говоря, koinos kosmos не существует: его восприятие есть результат договоренности между людьми, беспокоящимися о том, чтобы ощущать под ногами твердую почву. Это некая дипломатическая фикция, наименьший общий знаменатель для моего idios kosmos и для idios kosmos моего соседа — если считать, что мои соседи вообще существуют и что я не один во вселенной, как того хотел бы непримиримый идеализм.