не быть обманутым. И Фил уже чувствовал, как грядет то, что он предвидел: иллюзия вступает в свои права, борьба с ней ни к чему не приведет, он уже больше не верит в это. Его последним сознательным желанием было, чтобы ясность когда-нибудь к нему вернулась, пусть даже на несколько мгновений.
Она возвращалась к нему вспышками: при входе в ванную, где он не знал, как зажечь свет; позднее, в другой ванной комнате, одной из тех трех в доме, который он делил вместе с блондинкой, имеющей диктаторский характер. Стоя за запертой на ключ дверью, Фил слышал, как она ходит туда-сюда и ругается. Иллюзия. Новый эпизод фильма. Согласно этому эпизоду, он был тридцатипятилетним бородатым мужчиной, который сочинял научную фантастику. Человеком весьма образованным, любителем головокружительных парадоксов. Он никогда не запирался в туалете без того, чтобы не намекнуть шутливо на Мартина Лютера, которого озарение, как говорят латинские рукописи, настигло именно там. Он знал все формы, которые принимала его интуиция и сохранило культурное наследие: пещера Платона; сон Чжуан-цзы, еще в IV веке до нашей эры спрашивавшего себя, является ли он китайским философом, которому приснилось, что он бабочка, или же он — бабочка, которой снится, что она — китайский философ; и наиболее угрожающая версия, озвученная Рене Декартом в 1641 году: «Откуда мне знать, что в настоящий момент меня не обманывает бесконечно могущественный зловредный демон, который хочет, чтобы я поверил в существование внешнего мира — и моего тела?» Филип Дик сделал теории подобного рода своей профессией, и, с тех пор как к нему вновь вернулось воспоминание о приступе уверенности в иллюзорности этого мира, что он испытал еще в детстве в кинотеатре, он научился оживлять то давнее впечатление по команде. Дику было достаточно, оставшись в ванной, лишь одно мгновение посмотреть в зеркало на свое лицо, свое тело, кафель, мертвого таракана, зацепившегося за занавеску для душа, чтобы эта уверенность с невероятной легкостью освободилась от нереальности всего остального.
Глава восьмая
БЕЗУМИЕ НА ДВОИХ
Литературный прорыв, свершившийся благодаря «Человеку в высоком замке», несмотря на премию «Хьюго», абсолютно не изменил социальное и материальное положение Филипа Дика. «Сдвиг времени по-марсиански», от которого он многого ждал, прошел незамеченным. И, хотя богатые родственники покойного мужа Анны, выплачивали ей неплохое содержание, а сама она начала торговлю украшениями, Дику по-прежнему нужны были деньги, много денег, согласно критериям Беркли, чтобы содержать четырех женщин, пять вместе с младенцем, привыкших вести буржуазный образ жизни. И, чтобы заработать сумму, которую Анна все равно считала недостаточной, ему приходилось чрезвычайно много работать. Благодаря амфетаминам Дик мог писать в таком темпе, что сочинял один роман за несколько недель, и таким образом за два года он опубликовал дюжину, но такая напряженная работа приводила к ужасным депрессиям. Он чувствовал себя недостойным своей задачи, неспособным взять на себя ответственность. Он подурнел. Его бородатое лицо стало бледным и отекшим. В поле его бокового зрения гудели большие черные насекомые. Анна казалась ему теперь врагом. Она наслаждается, думал Дик, доказывая ему, что он — неудачник, закабалив его этим двойным парализующим принуждением: ты должен работать меньше, а зарабатывать больше, именно это и делают другие мужчины. Жена презирала его за то, что он был жалок, но ей был нужен жалкий тип, которого можно презирать, и Фил находил некое пагубное наслаждение в том, чтобы исполнять это ее желание, поступая как жалкий тип. Он, как и обещал, посвятил супруге роман «Человек в высоком замке», но она побледнела от ужаса, увидев, в какой форме он это сделал: «Анне, моей жене, без молчания которой я бы никогда не написал эту книгу». Маленькая идеальная гадость, низкая месть «недочеловека», но она сама напросилась. За ее повадками образцовой американской супруги скрывался настоящий нацист. Жестокость, основанная на абсолютной уверенности, что она всегда права, что на ее стороне закон, обычай, порядок вещей. И, создавая кастовую систему Альфанской луны, Филип спрашивал себя, отнесли бы его к шизам (тут он себе льстил, ибо, несмотря ни на что, они были мечтателями и романтиками) или к депам (погрязшим в депрессии). К сожалению, с каждым днем второй вариант казался ему все более и более правдоподобным, но вот относительно своей жены он не сомневался: она была ман на сто процентов: типичная маньячка, жестокая грабительница, напрочь лишенная сопереживания.