— С лошадью поосторожнее, милейший, денег стоит. — обронила я, шествуя в дом.
Молодую мать навестила спустя пару часов. Евдокия сидела на кровати, плотно обвязав голову черным платком, и я даже помертвела в первую минуту. Но из-за подушек раздалось ворчание, и можно было выдохнуть.
— Ну что ты, милая? — осторожно погладила ее по плечу.
— Да что ж тут скажешь, Ваше Сиятельство… — расплакалась опять она. — Куда ее, такую?!
Вот выше промежности новорожденная выглядела совершенно нормально: упитанный щекастый маленький человек с багровым червячком пупка, плотно сжатыми кулачками и насупленным взглядом из-под опухших век. А ниже… свернутые рогаликом ножки оказались тоньше запястий и явно короче рук. Я подошла и погладила девочку по телу. Так одернулась от прикосновения к ручке, жадно обхватила губами палец, но даже не пошевелилась от щекотки ступни. Подобное и в моем времени — приговор.
— Дуня, она есть хочет. — прошептала я.
Кухарка чуть помедлила и поднесла уродца к груди. В пеленке девочка вообще не отличалась от других детей.
— На все воля Божья. — больше на ум аргументов не пришло. — Как назовем-то?
Евдокия подняла на меня тяжелый взгляд. Об этом она еще не подумала.
— Я думала мальчика Платошей назвать. А девочку — Марфушей, как матушку мою звали. — отстраненно проговорила она.
— Вот и славно. Сейчас батюшку кликнем и нынче же окрестим. — успокаивающе бормотала я, пугаясь этой черноты в лице всегда благостной Евдокии. Послеродовые депрессии накрывают и благополучных мамаш, что уж говорить про такое. Не ровен час, сама удавится или дочку сгубит.
Бедняга Мефодий уже заметно хромал, отправляясь в следующий поход. Он отчего-то заартачился и отказался становится крестным отцом Марфуши, не помогло даже то, что в матери вписалась я сама. Начал что-то говорить о недостаточном собственном благочестии, в общем зачудил. Вот только этого мне не хватало к концу дня. Красноперовы смотрели исподлобья — от них в этом деле толку было чуть.
Был у меня один вариант, конечно… Пришлось идти наверх, взяв обещание с Усти, что она ни на минуту не спустит глаз с молодой матери, писать на дорогой лощеной бумаге с фамильным татищевским гербом (заказала целую пачку и использовала только на благодарственные письма) приглашение для господина Лугова. Официальное. Срочное.
Тот, к моему изумлению, добрался раньше священника.
— Чем могу помочь, Ксения Александровна? — чист, ухожен, элегантен, только вот глаза больные.
Я усадила его в своем кабинете, велев Демьяну сменить Устю, которая почти прилично справилась с подачей чая.