На свежей могиле, усыпанной цветами, Извековы увидели склонившуюся фигуру.
Павел признал несостоявшуюся невестку и сжал кулаки. Услышав шаги, Матильда подняла голову. Ольга вздрогнула. Потеря и страдания изменили женщину до неузнаваемости. Не осталось ни высокомерия, ни легкомыслия. Не осталось той призывной порочной красоты, которая и сгубила Кирилла. Лицо, искаженное болью, кожа, иссушенная слезами, помутившиеся, покрасневшие глаза, черные круги под ними.
Бархатова с усилием поднялась с колен и хотела опустить вуаль, чтобы удалиться.
– Матильда Карловна! Вы можете остаться и молиться с нами, – тихо произнесла Ольга.
Павел сверкнул глазами, но промолчал, Вера только удрученно покачала головой. Какое теперь все это имеет значение, если Кирюши нет!
Бархатова хотела благодарить Извекову, поклонилась, пыталась что-то сказать, но слова не складывались.
– А ведь вы правы оказались, по-вашему вышло!
Оля посмотрела на Матильду, и та отвела взгляд. Павел и Вера не понимали, о чем идет речь, но боялись спрашивать.
– Пропади пропадом правота эта! – простонала Матильда и опустила вуаль.
Борис Трофимов мог бы назвать себя счастливым человеком. Пережив драматическое расставание с любимой женщиной, он погрузился в медицинские исследования и пришел к выводу, что истинный ученый не нуждается ни в семье, ни в женщине как объекте обожания, ни в любви как особом состоянии души и тела. Его любовь и религия – книги, опыты, колбы, пробирки, анализы, диагнозы и прочее. Он поборол свою зависимость от поверженной любви. И стал совершенно свободен и здоров духом. Ничто теперь не мешало ему сосредоточиться на своих исканиях.
Обретенный покой не поколебал и приезд в Лондон доктора Миронова. Не сговариваясь, учитель и ученик не обсуждали неудачный брак дочери Миронова, не говорили об отвергнутых чувствах Трофимова. И только по прошествии довольно длительного времени Николай Алексеевич стал иногда вскользь упоминать о письмах, получаемых от Оли. Новости от нее не радовали обоих. Но что теперь поделаешь, ничего не переменится! Николай Алексеевич в глубине души боялся признаться, что совершил ошибку, что оказался виноват, пойдя на поводу событий и Олиных чувств. Прояви он тогда отцовскую твердость, задуши свой либерализм, и, глядишь, обошлось бы. Оля попереживала да и вышла бы за Трофимова. Как он мог позволить своей бедной девочке взвалить на себя груз воспитания трех чужих детей! Да еще и лишиться малышки!
Терпеть проказы мальчиков, капризы падчерицы и постоянное мужнино раздражение всем и вся!