Итак, господа, я прихожу к выводу о том, что истинным автором шедевров был не Извеков, а его первая жена!
Сердюков сделал паузу. Присутствующие молчали. Вера, бледная и сосредоточенная, нервно теребила край шали, Павел угрюмо смотрел куда-то в стену, мимо следователя. Вдова поджимала губы и, кажется, боролась с подступавшими слезами.
– Когда упавший листок исчез, я окончательно убедился в том, что вы, Ольга Николаевна, знали об этом. Знали и хотели скрыть. Вероятно, кроме вас, знал еще и Павел, так как выразил желание помогать вам. Вы решили, что необходимо, пока не поздно, изъять опасные бумаги, изобличающие Вениамина Александровича, и с дачи, если они там есть. Поэтому вы тайком отправились вслед за нами с Сухневичем, дождались, пока я обнаружу нужные рукописи, и забрали их. То, что похититель бумаг так хорошо знает дом и спокойно ориентируется в ночном саду, наводило на мысль, что это может быть кто-то из членов семьи. Вы убегали быстро и ловко, но Сухневичу удалось вас схватить, и вы невольно вскрикнули, чем себя и выдали. Но кто сообщник? Сначала я даже грешил на господина Трофимова. Но потом решил, что вы вряд ли захотите посвящать кого-либо в такую неприятную тайну. Однако пришлось сказать и господину доктору, так как раненому Павлу понадобилась срочная помощь, когда вы примчались назад. Тут-то вы и обнаружили визитную карточку Бориса Михайловича, напрасно прождавшего вас весь вечер накануне. Он явился как раз кстати.
За ним послали, и он помог раненому Павлу. Но пришлось ввести его в курс событий. Я правильно излагаю последовательность событий, господа?
Трофимов кашлянул и вопросительно посмотрел на Ольгу.
– Да, господин Сердюков, к сожалению, все сказанное вами правда! – тяжело вздохнула Ольга Николаевна.
– Нет! Это невыносимо! – простонала Вера и вскочила.
– Вера, сядь, ради Бога! – строго сказала мачеха.
Девушка нехотя повиновалась.
– Да, вы правы, я действительно знала, – продолжила Извекова. – И узнала я это случайно, накануне смерти Кирилла, когда в первый раз оказалась в незапертом кабинете мужа, куда до этого никому доступа не было. Там я и обнаружила бумаги, из которых поняла, что многое, вернее, самое лучшее, что издавалось под именем Извекова, написано фактически не им, а Горской. Он тоже писал, по все, к чему не прикасалась ее рука, оказывалось бледным и невыразительным. Поэтому ее смерть была и его, в некотором смысле слова, смертью. После нее осталось несколько набросков, идей, которые он вполне успешно реализовал, «Увядание розы», например. Зачем он хранил такие опасные компрометирующие документы, спросите?