— Не замяли бы. До Петербурга дошло, там такое не пропустят. — об этом разговаривать куда проще, чем о Федином визите. Глядя на мое лицо, о нем и не заговаривают, но тайком точно шушукаются.
— Ну и ладно, помогли бы. Но она же на Димку позарилась. Которого и в стране не было, когда с ней это приключилось. — именно это обстоятельство вымораживало сестру сильнее всего, хотя, казалось бы, ей точно к несправедливости уже можно было привыкнуть.
— Несчастная женщина, что и говорить. — я не стала раскрывать все секреты покойницы, но оставила священнику столько денег, что церковь можно в два слоя покрыть новой черепицей, так что вечерком возле двух крестов — покосившегося и новенького, прошла служба. Отец Анисим помолился о покойниках как о потерявших разум — есть такая лазейка для суицидников. И пусть из зрителей я пришла одна, на душе стало полегче. Чуть-чуть.
Вот так и закончили свой земной путь сестры Нечаевы. Одна в стылых волжских водах, а вторая в петле белозерского каземата. Может и впрямь кто проклял их?
— Опаньки. — прошипела Люся, прислушиваясь к далеким голосам. — Кажись, у нас внеочередная проверка.
Я только вопросительно подняла брови и Люська спародировала манеру господина Тюхтяева чуть наклонять голову при разговоре. Не может же этого быть? Но к нам приближались две фигуры, каждая из которых вызывала любовь и ненависть. Каждая по-своему. Нет, но Тюхтяев-то тут какими судьбами?
Я лежу под камуфляжной сетью и слежу за ним. Вот он уже почти не прихрамывая идет по тропинке, бросая быстрые взгляды на Хакаса. Чуть морщится и изредка прикасается к голове — вроде бы раньше она не болела, или опять что-то скрывал.
* * *
— Как Вам природа, Дмитрий Сергеевич?
— Прекрасные тут места, Михаил Борисович! — да он издевается.
Медленно прошлись прямо по нам, обсудили виды на урожай, погоду, сравнили климат здесь и в Греции.
— Дмитрий Сергеевич, а как наши барышни?
— Неплохо, знаете ли. За последние четверть часа они Вас могли устранить раз сорок.
Мой ранее ненаглядный хмыкнул, и Хакас слегка шевельнул пальцами. Трава слева от Тюхтяева взметнулась вверх, позволив Люське приложить к его шее кусок коры, имитирующей нож, а я подкатилась к ногам и нацелила свое палкоружье в те части, которые только что отремонтировали. Не каждый день на человека смотрит смерть, которой ты задолжал так много объяснений.
Изумление и восторг. Ну не сразу, а когда опознал в этих бесполых замарашках петербургских салонных кошечек.
— И это за три недели? — он рассматривал наши наряды и выправку.
— Сами понимаете, бойцы из них — так себе. Но кое-что смогут.