— Это давно?
— Триста пятьдесят восемь дней. — чеканю я.
Спина вздрагивает, а сестра хмыкает:
— Но кто считает!
Рассматривает его шею, горло, просит произнести хоть что-то, настороженно вслушивается в хрипы. Тонкие пальцы умело растягивают кожу, определяя глубину повреждений, нежно касаются наиболее травмированных мест. И пусть она моя сестра, пусть врач, но я почувствовала укол ревности. Слабенький, и я его стыжусь, но был.
— Разденьтесь, пожалуйста.
«Нѣтъ». И возмущенный взгляд в мою сторону.
— Она же врач, Михаил Борисович. — и я сейчас жалею, что не пошла медицинский.
Хрип становится булькающим и переходит в приступ кашля. Вот это меня смущает куда больше шрамов.
Пытаюсь помочь ему расстегнуть жилет, но мою руку отталкивают. Не знаю, что там на груди, но спина в общем-то прежняя. Люська ворчит, что без фонендоскопа она как без рук, осекается, извиняется.
— А с ногой что? — Он только машет культей. Люська пожимает плечами и поискав глазами полотенце вытирает руки платком.
— Михаил Борисович, когда Вам оказывали первую помощь, вряд ли заботились об эстетической стороне результата. Поэтому получилось то, что получилось. Но это не приговор, и кое-что, пусть и не все, исправить можно. Предупреждаю сразу — возможен риск воспалений, и это будет больно и долго. Очень долго и очень больно.
Нет, в рекламе ей не работать.
Мы вежливо прощаемся и уходим. Я замираю в дверном проеме, чтобы еще хоть немного посмотреть на поникшую спину в углу. И знаю, что он чувствует мой взгляд. Вопреки ожиданиям, кучер так и не сбежал даже после стрельбы.
* * *
Люська молчала минут пять.
— И что же я, по-твоему, могу сделать? — язвительно зашептала сестра, словно продолжая воображаемый диалог. — Ты бы еще попросила в пещере каменным топором операцию на мозге провести. Резать я его чем, пальцем буду? Мама набросала кое-какие инструменты с собой, но это капля в море. Шлифовку шрамов сделать нереально, ибо лазеров нет и не будет.
— Что конкретно тебе нужно? Напиши, зарисуй и я попробую найти тех, кто это сделает.
— Проще сказать, что мне не нужно.
— Люся…
— Год запущенной травмы. И я даже не догадываюсь, что у него с легкими. Фтизиатрия — это вообще не мое. Насчет ноги тоже интересно.
Молчу.
— Ты когда узнала? — она отвлекается от своих претензий и всматривается мне в лицо.
— Вчера. Позавчера догадалась, а ночью его нашла.
— Бедная моя. — Люська обнимает меня за плечи. — Он что, скрывал это от тебя, да? Ксюш, — она заглянула мне в глаза. — я постараюсь, но вернуть тебе то, что ты потеряла, не получится. Я не отращу ему руку, не сделаю новый глаз и не вставлю нормальные мозги вместо той херни, которой он думал.