Все сели. Правитель Талыша Саримуддовле стал справляться о здоровье сардара.
- Мы счастливы лицезреть господина сардара-милли. Слава аллаху, что мы видим великого полководца в добром здравии.
- Я признателен за ваше внимание, - ответил Саттар-хан.
После этого Рашидульмульк попросил у Саттар-хана разрешения изложить цели прибывшей в Тавриз делегации и, получив разрешение, начал, осторожно подбирая фразы.
- Его высочество принц Эйнуддовле ставит себе единственной целью водворение мира и спокойствия в азербайджанских провинциях. Принц изволил прибыть с большими полномочиями покровителя вселенной для разрешения некоторых спорных вопросов. В первую очередь его высочество принц имеет приказ покровителя вселенной объявить всеобщую амнистию.
Рашидульмульк кончил. Все взоры обратились к Саттар-хану. Его ответа ожидали с большим нетерпением, с затаенным дыханием.
- Покровитель вселенной - наш добрый отец! - начал Саттар-хан, - и мы против него не восставали. Если принц прибыл для водворения мира, пусть прежде всего накажет Рахим-хана, поставившего Тавриз и его население в такое тяжелое положение...
Ответ сардара был для нас, его товарищей, полной неожиданностью, так как он всегда говорил о свержении Мамед-Али-шаха, а наиболее близким друзьям говорил о том, что хорошо бы было прогнать всю династию Каджар.
Мы не могли понять выступление Саттар-хана, принятое невежественным населением, как искреннее признание Мамед-Али-шаха добрым отцом.
- Правильно! - говорили многие. - Сардар совершенно прав. Падишах не виноват. Всему виной - кучка проходимцев...
СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА
Несколько дней я не ходил к Саттар-хану. Его последнее верноподданническое выступление создало в наших отношениях большое охлаждение, но я не переставал следить за всеми действиями царского консульства, направленными против тавризской революции, и узнавал через Нину о переговорах, которые велись между Тегераном и Петербургом.
Но вот уже четыре дня, как я не видел Нины. Когда я пришел к ней, ее еще не было. Работница выкупала и уложила Меджида в кроватку. Потеряв отца и мать, ребенок сильно привязался к нам и скучал без меня.
Когда пришла Нина, я сидел около Меджида и забавлял его. Нина казалась обиженной. Я встал ей навстречу, но она, сердито взглянув на меня, молча прошла в спальню. Повозившись немного, она прошла в столовую, а оттуда в кухню.
Я продолжал развлекать Меджида.
Увидав работницу с простыней и другими купальными принадлежностями, я понял, что Нина принимает ванну.
Ребенок заснул. Я не знал, как быть. Встать и уйти, значит еще больше рассердить Нину, которая была обижена, очевидно, моим продолжительным отсутствием. Решив выждать, я сел на балкон и взял русскую газету "Новая жизнь"*.