Славия. Рождение державы. (Белый) - страница 39

Дворецкий, благообразный старичок, поселил меня в просторную комнату. Помывку тоже организовали аналогично: двое пацанов, которые посматривали на меня восторженными глазами, притащили бадейку и теплую воду, следом пришла старушенция (вроде бы у них молоденьких горничных нет) и повторила уже известную мне процедуру.

Ужин с разговорами и воспоминаниями затянулся допоздна. В конце концов, дона Изабелла спохватилась, что мы с дороги должны отдохнуть и с сожалением, распрощалась.

Спал под балдахином в мягкой постели. В отличие от постоялого двора, где меня нещадно покусывали блохи, здесь на удивление, ночь прошла спокойно и утром нигде не чесалось. Одевшись в тренировочный костюм, пошитый по эскизу модели ХХ века и обувшись в мягкие сапожки, нашел выход на улицу и стал нарезать круги вокруг донжона.

Обратил внимание, что трое стражников, которые стояли на стенах и их командир, который облокотился у входа в надвратную башню, скептически наблюдали за глупым мальчишкой, бегающим по кругу не от здравого ума, и посмеивались. А когда стянул с себя одежду и попросил на голое тело вылить пару ведер холодной воды, желающими были все вышедшие из казармы кирасиры, но очень удивлялись, что это дело мне нравиться. С тех пор на то, как на меня выливают холодную воду, прибегала смотреть вся дворня. Дона тоже наблюдала: тихонько, в окошко, из-за шторки. Ну и ладно, точно так же делал дома, в Каширах, и ничего не стеснялся, и сейчас не вижу ничего такого, чего бы можно было стыдиться.

Познакомился с Педро, командиром охраны замка, Луис сказал, что он неплохой рубака. И вот ежедневно, по пару часов мы проводили с ним в спаррингах на палашах. Оказалось, что он для меня не соперник. Даже втроем, когда брал еще двоих кирасир, сделать со мной ничего не могли. Проходило совсем немного времени, по моим представлениям минут восемь-десять, и последний условно убитый отваливал в сторону. Нет, такие вояки для наших казаков - совсем не противники.

Поначалу Педро очень психовал; ну как же, какой-то мальчишка разделал его, матерого бойца под орех, затем, резко сменил свое отношение ко мне на уважительное. Теперь не было такого дня, чтоб он яростно не пытался меня достать.

Луис тоже, хоть и хвастался своими отличными учителями, оказался не ахти каким фехтовальщиком, по крайней мере, слабее меня. Вдруг вспомнился дед Опанас, который до последнего дня больно лупил по заднице за каждую, по его мнению, ошибку, но отцу и пану Чернышевскому за чаркой громко шептал, потрясая кулачищем и думая, что ничего не слышу: 'Из моего внука будет добрый казак'.