Это теперь навсегда. Дроля Коростыль. Коростыль даже отпадёт со временем. Вон идёт подполковник Дроля. Нет, не фамилия. Военспец с рейтингом Дроля. Пойду-ка, Дроле доложу. Подполковник Дроля выступил с докладом. Пошлю Дролечке донос. И начнём всё сынова.
– А мне его даже жалко, – на всю площадь сказал грубый мужской голос с центра площади. – Так обделаться перед всем честным народом. Как в цирке!
– Коммунисты себе такого не позволяли! – сказал кто-то издалека.
– Товарищи! – твёрдо сказал Коростылёв.
– Говори, Дроля! – с шукшинской страстью сказала маленькая дама из первого ряда, в офицерском бурнусе по колено, руки в рукавах, работает в институте. – Корябай, любимый!
Кто-то начал расталкивать людей, вышел из толпы. Коростылёв узнал его, это был очень уважаемый ходила, ходила с рейтингом, по прозвищу Китайский Связной, Китаец. Китаец встал рядом с Коростылёвым и поднял руку.
– Бедованы, – сказал он. – Ладно, так вышло. Дадим скурмачам время. И сами горячку не спорем заодно. Давай сегодня по домам, братва.
Коростылёв, держа лицо мужественным, глотал расплавленную слюну. Толпа пошевелилась (это Коростылёв тоже впервые видел) единым движением, как единое существо, стряхнула напряжение, расслабила прыжковые мышцы, сняла палец со спуска. Китаец сказал уголком рта:
– Лучше вам отдать нам суку, полковник.
– Подполковник, – поправил Коростылёв. – Нет, не отдам, Иван. Нельзя. Когда рассудите между собой, поймёте, что нельзя.
– Поссоримся, подполковник. Вот сейчас вам просто нереально повезло. Просто нереально. Потому и поверили, что это не подстроено, что нереально. Бывайте пока. Думайте.
«Дроля» он всё-таки не сказал. Всё-таки рейтинг.
Разговаривать с Лисовым Коростылёв прямо сейчас Коростылёв позволить себе не мог. Надо было хотя бы пистолет в сейф положить. Подчинённые встретили его прилично, как всегда. Напряжение в штабе не исчезло, но исчезла неопределённость. Дежурный принимал уже какой-то факс, не связанный с происшествием. В буфет дверь была открыта в обе створки, там звенело и рассаживались. Фирсова печатала на дивной электронной пишущей машинке. У неё чуть покраснел и опух её личный предатель нос, в остальном она тоже выглядела прилично, как всегда. Выпрямилась, глянула на него глазищами по-над полукруглыми очками. Какие будут приказания, товарищ… Дроля, твою бога мать!
– Радист хоть живой? – вдруг спросил её Коростылёв.
У неё дрогнуло лицо.
– Вы мне с Полетаевой жизнь, скорее всего, спасли, – сказал чистую правду Коростылёв. – И не только мне, Лена. Спасибо. – У неё стала надуваться нижняя губа, как у ребёнка. – Лена, я серьёзно. Тебе потом многие расскажут, как было. А я тебе говорю сейчас: вы мне жизнь спасли. Всё, отставить бабские гримасы. В кофе мне коньяку плесни.