Любопытно, что ни одной улыбки Катёнка Фенимор никогда не видел. Она просто не успела научиться, не успела научиться узнавать его, как узнавала маму. Но, то ли где-то, в каком-то закоулке подсознания, одна из младенческих милых гримас Катёнка отметилась как улыбка, то ли воображение в отчаяньи создало эту улыбку… Нет, я бы не смог её придумать, подумал Фенимор в который раз, это не фальшивка. Он протянул руку и коснулся пухлой щёчки с явно обозначенной ямочкой, и ему тут же показалось, что его самая любимая, «серьёзная» улыбка жены изменилась, стала глубже, и вдруг стремительно и неостановимо превратилась в головокружительный омут, куда было так бесконечно, так всеобъемлюще сладко, и так единственно правильно – падать… лететь…
Он опомнился и понял, что у него всё стоит, и что он весь потный, и ему жарко. Он сел на топчане. Прислушался. Бубнилда молчал. Давно я его что-то не слышал, подумал Фенимор, и позвал осторожно: эй, Бубнилда, ты тут? Бубнилда засопел недовольно, не отвечая, сдерживаясь, терпя, но потом всё же сказал: да тут я, тут. Но разговаривать не буду. Сам теперь. И замолчал, таким молчаньем, что было ясно, что замолчал накрепко, и плевал он на провокации.
Ну и ладно, сказал Фенимор. Жив, и хорошо. А что молчишь, так тоже хорошо, подколов мне сейчас не хватало. Тяжело мне, Бубнилда!
Всё это он сказал зря. Причём, он заранее знал, что говорит зря. Точнее, он специально всё это сказал.
«Я тебе сколько раз говорил, идиотина, – взорвался Бубнилда, – вторая комната тебе нужна! В одной у тебя будут Майка с Катёнком, а в другой и будешь жить половой жизнью, потому что ты уже большой! И Майки уже очень, очень давно нет! Это вредно! И секс без дивчины ты сам знаешь, чего признак!»
Разумеется, Фенимор взбеленился, чего он, собственно, и добивался, но заткнуть Бубнилду не успел: в дверь незнакомо и очень неопасно постучали. Сразу всё встало на свои места. Бубнилда отъехал, Фенимор отъехал за ним следом, выпустив вместо себя трекера.
Трекер плавно и бесшумно снялся с топчана, по пути к двери вооружась, присел у косяка и негромко спросил в ладонь>7:
– Кто там?
– Курьер, – откликнулся мальчишеский голос. – Окраинная, восемь, квартира три. Свержину Вадиму. Карточка. Ответ не требуется.
Противник не фальшивил, был один, стоял прямо у двери спокойно, прямо. Трекер встал, держа пистолет у бедра, открыл замок, резко, но плавно потянул дверь на себя.
Неоднократно виденный в городе мальчишка. Со школьной сумкой через плечо, в обрезанных джинсах, кедах и хоккейной каске.
Наверняка ведь он звонил в велосипедный звоночек, въехав во двор, и наверняка девчонки с ним болтали.