– Значит, это была Шарпийон?
– Да, она самая. Он мне говорит, что это одна швейцарка, которая еще не на панели, но непременно в скором времени там очутится, поскольку небогата и имеет многочисленную семью, всю состоящую из женщин.
Я тут же снова подхожу к венецианцу и, сказав, что его дело сделано, прошу назначить час, чтобы представить его красотке завтра, известив, что там есть мать и тетки, и она будет не одна. Это его не смущает; он даже рад, что она не публичная женщина. Он назначает мне час, чтобы я сопроводил его в фиакре, инкогнито, и я его оставляю. Известив девицу и тетку о часе и дав им понять, что следует сделать вид, что персона им незнакома, я иду к себе. Назавтра я представляю его им и, проведя прилично час и болтая в обществе девицы и ее тети, не делая им никаких предложений, мы уходим. Дорогой посол мне говорит, что хочет получить ее на условиях, которые мне изложит завтра в своей резиденции письменно и никак не иначе.
«Условия состояли в том, что мадемуазель идет жить в маленький меблированный дом, который ей не будет ничего стоить, и где она не будет ни с кем встречаться. Его превосходительство будет давать ей пятьдесят гиней в месяц и будет оплачивать ужины всякий раз, когда ему придет желание прийти с ней спать. Он поручил мне найти дом, если они согласятся с контрактом, который мать дочери должна подписать, и сделать это быстро. В три дня я все сделал и обо всем договорился, потребовав, однако, от матери расписку, что она дает мне свою дочь на одну ночь после отъезда посла, который, как было известно, останется в Лондоне лишь на год».
Здесь Гудар достает из кармана записку, которую я читаю и перечитываю, больше с удивлением, чем с удовольствием. Затем он продолжает так:
– В конце года посол уехал, и девица осталась свободна. Она имела милорда Балтимора, милорда Гросвенора, португальского министра Саа и нескольких других, но никого официально. Я настаивал у матери, чтобы та дала мне ночь, как она мне письменно обещала, но она издевалась надо мной, и дочь, которой я не нравился, рассмеялась мне в лицо. Я не мог заставить ее арестовать, так как она не совершеннолетняя, но я вскоре арестую мать, и Лондон посмеется. Вы знаете теперь, почему я все время у нее, но вы ошибаетесь, если полагаете, что я в сговоре с ними. Могу, однако, вас заверить, что они думают о средствах вас снова поймать, и что они преуспеют, если вы не поостережетесь.
– Скажите матери, что у меня есть для нее еще сотня гиней, если она сможет дать мне возможность провести ночь с ее дочерью.