» не может служить извинением для человека, который публично клевещет на кого-то в ущерб его репутации, и что он не может отказать в справедливой сатисфакции, которой я от него требую. Он также сказал, что подозрение, возникшее у меня, о том, что он вошел в мою комнату, чтобы меня убить, может быть обоснованным, потому что я утверждаю, что он записался в гостинице под фальшивым именем, что я предполагаю доказать, дав залог, который послужит для него возмещением, если окажется, что он, как он говорит, является графом Мараззани. Он сказал ему, что он останется в тюрьме до тех пор, когда не придет ответ из Плезанса, является или нет он тем, за кого себя выдает.
– Если вы тот, за кого себя выдаете, – сказал он, – г-н Казанова даст вам ту сатисфакцию, которую вы захотите, а если окажется, что это не так, я обещаю вам, что вы будете наказаны выдворением из Лугано и со всей территории.
Он должен был отправиться в тюрьму, где Барджелло не нужно было упрашивать отнестись к нему с суровостью, так как у подлеца не было ни су. Г-н де Р. написал в Парму агенту Тринадцати Кантонов, чтобы получить требуемую информацию; но наглец, который знал, что ответ может быть только отрицательным, написал мне письмо, с тем, чтобы меня тронуть, в котором признавал, что он бедный буржуа из Бобио, и что, несмотря на то, что он называет себя Мараззани, он не имеет ничего общего с Мараззани из Плезанса. Он просил меня его отпустить.
Показав это письмо г-ну де Р., я сказал выпустить его, с указанием, однако, покинуть Лугано в двадцать четыре часа. Он оставался в тюрьме только четыре дня, и я, почувствовав себя достаточно удовлетворенным, дал ему денег и рекомендательное письмо в Аугсбург к г-ну де Селентен, который производил в этом городе рекрутский набор для короля Прусского. Мы встретим этого человека в свое время и в своем месте.
Шевалье де Бреше приехал на ярмарку в Лугано, чтобы купить лошадей; он провел там одиннадцать дней, бывая все время со мной у м-м де Р., чьи чары его покорили. Три или четыре дня спустя после его отъезда я тоже покинул Лугано, решившись провести зиму в Турине, где друзья, что я там имел, и посол Англии позволяли мне надеяться на всякие развлечения. Я получил этими днями обменный вексель на сотню дукатов от принца Любомирского, который, после смерти Великого маршала Короны Белинского занял этот высокий пост. Эти сто дукатов были платой за пятьдесят экземпляров моего труда, которые я ему отправил.
Прибыв в Турин, я нашел на почте до-востребования письмо от того знатного венецианца, г-на Джироламо Зулиана, который рекомендовал меня, с разрешения Государственных Инквизиторов, в Мадрид послу Мочениго. В этом письме я нашел другое, адресованное г-ну Берлендис, резиденту Республики в Турине, который, получив его из моих рук, поблагодарил за то, что преодолел, с помощью этого письма, трудности, которые имел с тем, чтобы меня принимать. Этот Берлендис, богатый и до предела погруженный в радости, связанные с прекрасным полом, держал замечательный дом. Этого было достаточно, чтобы в Венеции говорили, что он весьма поддерживает честь своей резиденции. Чтобы быть послом Республики при иностранных дворах, не нужно обладать умом. Наоборот, человек с умом, желающий им пользоваться, попадает в немилость к Сенату, который делает только то, чего желает Коллегия. Под Коллегией в Венеции подразумевают Совет министров государственного Кабинета. Берлендис не мог не нравиться, потому что не имел никаких претензий на ум.