– Она меня не стесняет, так как картина красива и забавна, но я удивлен, что ты полагаешь меня способным любить ее, в то время как мы договорились, что это должно быть только игрой, чтобы позабавить маркиза и рассеять все подозрения слуг.
– Анастасия полагает, что ты ее обожаешь, и меня не рассердит, если ты дашь ей уверенные основания для кокетства.
– Если бы я смог убедить ее оставить дверь открытой, я легко бы прошел в твою комнату, так, что у нее не возникло бы ни малейшего подозрения, потому что, когда я отошел бы от ее кровати, где не стал бы делать ничего существенного, она не могла бы себе и вообразить, что, вместо того, чтобы идти в свою комнату, я направился в твою.
– Постарайся хорошо это все проделать.
– Приступлю к делу сегодня же вечером.
Маркиз, как и донна Лукреция, полагали, что мое поведение свойственно человеку сдержанному, но, будучи уверены, что юная Анастасия спит со мной, они были этим очарованы. Я провел, между тем, весь день с маркизом, чему, как он показывал, он был рад. Это не стоило мне никаких усилий, потому что мне нравились его мораль и его озарения. На третий ужин вместе с Анастасией я казался более пылающим, чем обычно, и она была удивлена, когда в моей комнате нашла меня охладевшим; она сказала, что ей нравится, что я стал вести себя спокойней. Я сказал, что это происходит оттого, что, оставшись наедине со мной, она ощущает себя в опасности.
– Совсем нет. Я считаю вас мудрым, и намного более мудрым, чем вы были девять лет назад.
– Что за безумства я тогда наделал?
– Никаких безумств, но вы не слишком уважительно отнеслись к моей молодости.
– Я оказал вам маленькие ласки без последствий, о чем сейчас сожалею, потому что они явились причиной того, что вы теперь считаете своим долгом быть со мной настороже и запирать вашу комнату.
– Это не потому, что я вам не доверяю, но по причинам, о которых я вам сказала, и которые вы одобрили. Могу также сказать, что это само по себе род недоверия, который мешает вам ложиться, пока я здесь.
– Великий Боже! Вы явно считаете меня фатом. Я ложусь. Но вы не уходите, пока меня не поцелуете.
– Охотно.
Я лег в постель, и Анастасия провела возле меня с полчаса, когда у меня возникло большое опасение, что я не удержусь от всего; но я должен был так поступить, потому что боялся, что она отчитается во всем маркизе. Анастасия, покидая, поцеловала меня с такой нежностью, что я перестал владеть собой. Ее собственная рука, препровождаемая моею, убедила ее, что я ее люблю, и она ушла, уж не знаю, то ли образумленная, то ли огорченная моим самообладанием.