Никифор II потребовал даже, чтобы патриарх объявлял воинов, погибших в боях против арабов, мучениками за веру, но своего не добился. Череда побед закрепила почти легендарный статус Никифора в армии, и жители Малой Азии, похоже, тоже были о нем высокого мнения. Во время его правления в церкви в Каппадокии была написана фреска, изображавшая его вместе с Феофано, отцом и братом. Фреску украшала надпись: «Да хранит всегда Господь наших благочестивых правителей». Ни юный Василий II, ни его брат Константин VIII упомянуты не были.
Показательно, однако, что в Константинополе Никифора почитали гораздо меньше, чем в провинциях, особенно после первых бурных дней его воцарения на престоле в 963 году. Образованным придворным конфронтационная политика нового императора казалась опасной, а его манеры – грубыми. Их раздражало отсутствие у него дипломатической тонкости, ибо он обладал даром едких острот, которые свободно обрушивал на послов зарубежных стран, чем-либо ему не угодивших. Посланнику Болгарии пришлось выслушать, как о его царе пренебрежительно отозвались как о «вожде, покрытом шкурами и грызущем сырую кожу». Епископу, который прибыл в Константинополь по поручению германского императора, было сказано, что войска его хозяина не умеют воевать, потому что «им мешает их обжорство, их бог – чрево». Епископ пожаловался, что в его предыдущий визит, когда Византией правил Константин Багрянородный, с ним так не обращались. Тогда он ушел с многочисленными дарами. Царедворцам пришлось объяснять:
«Император Константин – мягкий человек, он всегда жил во дворце и превращал другие народы в дружественные таким способом. А Никифор… предан военному делу и бежит от дворца, как от заразы… С ним трудно ладить, он не подарками привлекает в дружбу, а подчиняет себе страхом и железом».
Император имел, однако, одного убежденного сторонника среди придворных в лице Василия Лакапина, сменившего свергнутого Врингу на должности «паракимомена», главы правительства. Лакапин и его окружение, несомненно, разделяли отношение константинопольцев к Македонской династии, но они понимали значение военных побед Никифора и осознавали, что его несомненным достоинством было отсутствие наследника. Его единственный сын умер несколько лет назад, когда был случайно поражен копьем во время воинских упражнений. Теперь же императору было под 60, и казалось маловероятным, что в браке с Феофано у него может родиться ребенок, – он едва ли мог попытаться сменить Македонскую династию своей собственной. Так что сложившееся на тот момент положение дел устраивало все стороны.