Однако то, что Василий не постарался выдать племянниц замуж, вполне объяснимо. Если бы они сочетались браком с кем-то из византийцев, это должны были быть люди богатые и с положением, а как раз таких император опасался.
Но к осени 1028 года вопрос обеспечения преемственности встал как никогда остро. Константин VIII заболел. Тревожась о будущем, он сделал то, чего Василий всегда избегал, – спросил совета своих придворных. Нужно было подобрать кого-то на роль преемника – как Маврикия в 582 году. При этом царедворцы должны были подыскать кандидата, который не станет жертвовать их интересами и интересами Македонской династии в пользу армии и отдаленных провинций. Конечно же, они не хотели видеть в этой роли успешного полководца, который при поддержке армии мог создать им большие проблемы. Потому, обсудив кандидатуру Константина Далассина, опытного воина, владевшего к тому же большим поместьем в феме Армениакон, придворные решили, что он похож на Никифора Фоку, и отвергли его. В конце концов остановились на более безопасной кандидатуре Романа Аргира, дальнего родственника Македонян, занимавшего должность эпарха Константинополя. На престол его возвели поспешно и не слишком ловко. Он был вызван во дворец, гдеему сообщили, что он должен развестись с женой и жениться на младшей дочери императора Константина, Феодоре. Честолюбивый Аргир с радостью согласился, его жену благополучно отправили в монастырь, патриарха принудили дать благословение на этот брак, но тут Феодора наотрез отказалась идти под венец. Пришлось срочно убеждать среднюю дочь, Зою, занять ее место. Константин VIII умер через три дня после свадьбы, и Аргир был провозглашен императором как Роман III (правил в 1028–1034 гг.).
Это бракосочетание положило начало почти 30-летнему периоду, когда несколько императоров поочередно правили благодаря браку с племянницей Василия II. Сама Зоя политикой не интересовалась. В то время как ее очередной муж вершил дела империи, она занимала себя тем, что создавала новые экзотические благовония. Для этого в ее спальне стояла жаровня, и императрица была настолько одержима своим увлечением, что нимало не смущалась удушающей жарой, царившей в покоях в летние месяцы. До наших дней дошло очень немного портретов византийцев, и один из них – Зоин. Она изображена на мозаике в соборе Святой Софии. Портрет выглядит весьма лестным для женщины, которой на момент его создания было за 60, но его реалистичность подтверждается описанием, оставленным тем, кто хорошо ее знал, – царедворцем Михаилом Пселлом: