в непритворные объятия. Но в тёмные века загнобившего человеческие души Интернета, дающего возможность вступать в «общение» с себе подобными крокодилами, сохраняя анонимность, прайвэси и одиночество, завидевшие друг друга путники разбегаются в разные стороны со скоростями, недоступными даже электронной почте. Сегодня аббревиатура ПЛА означает не только Подводная Лодка Атомная, но и Поле Личной Автономии. Подобное страусиное поведение «общественного животного» можно осуждать. Но разве оно столь уж неправильно в бесконечно, как Великая Китайская Стена, в бесконечно тянущуюся «эпоху перемен», когда отнюдь не самопальными «калашами» всё того же китайского, русского и ещё черт знает чьего производства почти в открытую торгуют на базарах – как при Иване Грозном торговали знаменитыми муромскими калачами, изображёнными, кстати, на городском гербе.
«У меня слишком богатое воображение, – на бегу успокаивал себя Геныч. – Прямо-таки болезненное – ведь я какой-никакой, а писака!».
Писака-труссист был трусоват и вообще пуглив как ночная птица. А сейчас он трусил вдвойне, потому что глубоко вжился в образ неудачника-инженеришки. Геныч знал, что до неробкого десятка ему как до Луны. Но всё-таки имелся у него внутри некий тонюсенький стерженёк. Слишком тоненький, чтобы о нём можно было догадаться глядя со стороны.
«Мерседес» остановился в «мёртвой точке», метров на пятьдесят опередив бегущего на предвосхищённое им рандеву Геныча.
«От ментов ушёл, змею обошёл, о от «мерина» сивого колобку-бегунку не уйти», – подумал Геныч, всё ещё надеясь, что выбравшиеся из машины трое «кавказского» облика людей заявились в муромскую глушь не по его душу.
Трое усачей-бородачей развернулись веером, перегородив тропинку.
– Который час, дорогой? – с тонкой подначкой обратился к замедлившему бег Генычу красавец-мужчина с аккуратно подбритыми усами на бритом интеллигентном лице, удивительно похожий на покойного Джохара Дудаева.
– Бегаю без часов, – ответил, слегка задыхаясь, Геныч, переходя на шаг, а затем и вовсе останавливаясь.
– Счастливые часов не наблюдают, – глядя на джоггера с нескрываемым презрением, продемонстрировал потрясающее знание чуждой ему русской литературы второй, при усах и бороде, кавказец – вылитый Ахмет Закаев. – Что за чудо в «адидасах»? «Куда оно идёт, спросить дозвольте?».>1
Третий, похожий на террориста Хоттаба широколицый крепыш, по виду типичный «мясник», безусый, но с подковообразной чёрной бородой, лишь хмуро усмехнулся и, не сказав ни слова, в одно мгновение обнажил ствол, который тут же уставился в мокрое от пота лицо Геныча.