культуры вовсе не была новым для понтонёров и всех остальныхграждан Советского Союза человеком. Политическим «свежачком» оказался представленный Фурцевой густобровый малоземелецЛеонид Брежнев с популярным отчеством Ильич. Отец Генычавпервые увидел будущего председателя Президиума Верховного Совета иГенерального Секретаря ЦК КПСС, получившего шанс распоряжатьсяодной шестой частью мировой суши (ничего себе малоземелец!), в очень близком «прямом эфире» и даже поручкался с ним – типичный «контакт третьего рода». Всем тогдазапомнилась находившаяся на вершине популярности симпатичная культуртрегерша Кэт (не радистка, а бывшая ткачиха), а с Леонидом ибн Ильичом понтонёры «поздоровкались», какс графом из бородатого анекдота – и тут же о нем забыли. А зря - Брежнев продержался у кормила власти столько долгих лет, что к концуправления превратился в Генсека второй, буде не ляпнуть, третьейсвежести.
Под началом Василия Крупникова служил капитан Горшков -коренной москвич. Стоять лагерем в Тушино и не побывать дома – это было бы странно и смешно. Генкин отец относился к интеллигентномукапитану с пониманием, и Горшков не просто единожды побывал вродных пенатах: он там бывал довольно часто.
Рука руку моет – за пьянящий глоток свободы москвич Горшков поработал у Геныча экскурсоводом. Москвичу это было не в тягость. Благодаря капитану Горшкову мальчик значительно расширилсвоё знакомство с необъятной Москвой, которую он сразу полюбил всем сердцем ещё при первом своем следовании транзитом черезстолицу в нежном двухмесячном возрасте.
Геныч посмотрел генеральную репетицию парада: если кто незнает, она всегда отличалась от настоящего толькоотсутствием на трибунах большого количества зрителей. Но зрители всё же были -тех, кому по долгу службы разрешалось находиться при проведении «генералки» вблизи аэродрома, набиралось так много, что у мальчика возникло ощущение присутствия на самом параде. Полностью удовлетворённый и счастливый Геныч освободил спальное место в штабномавтобусе для должного прибыть ему на смену шестилетнего брата.
Отец отвёз Генку на конечную остановку междугородногоавтобуса – кажется, это была Щёлковская. Василий накупил сыну всякой всячины, которую они сложили в коричневый баул,обычно сопровождавший их в славящуюся отменным паром баню прифанерном комбинате. Огромная снизка-связка вкуснейших московскихсушек-баранок (не одесской ли бубличной артели?) в забитый до отказабаульчик не поместилась, и отец ничтоже сумняшеся повесил «ожерельедля своего любимого» на цыплячью шею Геныча. Затем он ввё