– Миша, да зачем же не открылся? – Любаша приятно удивлена.
– Ты была так увлечена учёбой, волевая, решительная и трогательная! Я мог подойти к тебе только мысленно! Я думал, что такая прелесть, как ты, не захочет и посмотреть на меня!
– Ой, как же ты был неправ, Миша! Неужели я отпугивала от себя даже без слов!
– И жену искал с твоим именем! И нашёл! Моя Любаша подарила мне сына и дочь! Они – самые родные! Я и теперь недостоин тебя, Люба, – не щадит себя Михаил, – я просто главный экономист, а ты для меня да и для всех нас – яркое солнце.
– А вы заметили, что есть тут весьма интересный момент, – вклинивается Фёдор. – Рассказать о своей любви, если она не переросла ни во что большее, можно самому любимому некогда «предмету» и даже при его жене или муже и их детях – и всем будет приятно и не будет ничего предосудительного.
Но если «что-то» было, взаимное, глубокое, то уже никому, кроме него, «предмета», нельзя ни полусловом, ни намёком, ни взглядом. Уже жена или муж будет умирать от ревности, пусть и прошло с того времени сто лет, и будет пилить, ограждать, следить, удвоит и утроит контроль.
А уж взрослым детям упаси, Бог, узнать что-нибудь «такое»! Это понимается и принимается безоговорочно всеми на клеточном уровне. А, может, дети бы поняли и с уважением отнеслись? Почему яркое чувство надо скрывать, когда прошло действительно сто лет?!
– Миша, я тебе благодарна за признание, хоть оно и опоздало почти на двадцать лет! Ты смелый и мудрый! Всегда приятно услышать такие слова! И не надо ничего опасаться, – Любаша тронута и взволнована.
– Вот как приятно началась наша встреча! – Алла горда за него, – настоящий мужчина ты, Михаил! А лекции-то у кого списывал? Забыл? – Алла загадочно подмигивает.
Михаил шутливо преклоняет колено перед Аллой: – Ты, спасительница, всегда в моей памяти!
Они балагурят, им приятно быть вместе. Такие встречи подпитывают позитивом, остаются в сердцах. Человек – существо био – социальное с большим перевесом в сторону социальности; никуда человеку без общества!
– И такое райское место люди поменяли на какой-то круиз! Не понимаю! – заявляет Степан. – Я бы тут был счастлив абсолютно.
– А помните, роман «Анна Каренина» Льва Толстого начинается словами: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья несчастлива по-своему», – Фёдор высказывает свои задушевные мысли и испытующе смотрит на всех. – Вот мне всегда казалось, что как раз наоборот: все несчастные семьи похожи, так как несчастье – это всем понятно. А вот со счастьем потруднее. Оно и случается куда реже и идентифицировать его весьма непросто, что, к слову, пытались сделать все умы во все времена. Заметьте, все думали, и всегда будут думать о счастье, а не о несчастье. Тема счастья будет волновать человечество всегда.