— Ничего себе! — пробормотал застывший в ужасе Карел. — Это ж он старшего Дагоберта задавил.
— Я вижу, — хмуро отозвался Лис.
— А руки — что у него с руками? Он раньше так не умел!
— Теперь вот умеет. Тихо уходи. Ойген, ты меня слышишь? Немедленно свяжись с Дагобертом. У нас глобальные проблемы!
Исчезнувшая было тень вновь сгустилась и приняла образ угольно-черного дерева, внезапно произросшего неподалеку от молельни.
— Я верил в твое благоразумие, иначе бы не пришел. У нас много общего.
— Общего? — переспросил опальный майордом.
— Да. Ты желаешь истребить драконий род, и я сейчас этого желаю. Ты ищешь власти, и мне она нужна. И если ты будешь верен мне, я дам тебе власть над людьми. Всеми людьми.
— Кто ты? Ответь же!
— Что за неуемное любопытство? Неужели ты думаешь, что прозвание мое даст тебе силы? Я кину одно из множества своих имен или не открою тебе никакого — не важно. Главное сейчас — твоя верность.
— Но я же должен знать кому, чтобы не нарушить…
— Я не могу заставить тебя быть верным, но, если ты произнесешь слова клятвы, даже и не думай нарушить ее. Каждый звук обернется каплей яда, разъедающей твой мозг и твое бренное тело. Ты сгниешь заживо, будешь разваливаться по частям, как прокаженный, и никто не подойдет, даже чтобы подать воды. Но чтобы утолить твое любопытство, отвечу: я отец Брунгильды. Не той, что нынче сидит под сводами вашего родового замка. Другой, прежней. Полагаю, ты еще не забыл ее?
Пипина заметно передернуло от недоброго воспоминания. Он поднял было руку, чтобы перекреститься, но замер, предчувствуя недобрую реакцию ночного гостя.
— Крестись сколько хочешь, — заметив это, насмешливо бросил незваный посетитель. — Я не демон, хотя ваши церковники по темноте своей меня так именуют. Демон, или, вернее, деймон, — мелкая сошка, домашний хранитель, дух-защитник. Я — совсем иное. Я древнее и старше всякого, кто претендует на установление мирового порядка. И я лишь беру свое. Настал час, и чаша переполнена, и книга раскрыта. И пришел из земель холодных закатных Спаситель огненного края, и выведет он воинство свое из подземных недр, и скажет: «В ваши земли привел я вас, дети мои!» И восславят они волю мою! Как теперь восславишь и ты!
Черное, будто закопченное, древо растаяло мороком в зыбкой утренней дымке, а ошеломленный Пипин так и остался стоять, вслушиваясь в рассветные шорохи, то ли чуть слышный звук легких шагов, то ли шорох лепестков утренних цветов.
«Чего он хочет от меня? — прошептал опальный вельможа. — Хотя о чем это я? Чего бы он ни хотел, несомненно, получит».