Из кодекса ниндзя
Пламя свечей шарахнулось, будто от испуга, когда закрылась дверь потайной комнаты в доме Элигия, великого казначея франкской державы. Тот проверил, хорошо ли держит засов, по-хозяйски огляделся и прошел к своему рабочему месту — неказистому, но, как он полагал, стоящему выше самого великолепного трона в стране.
Верный Мустафа с поклоном вручил господину обтянутую тисненой кожей книгу. Эти письмена говорили сердцу бывшего золотых дел мастера больше, чем Новый, а уж тем паче Ветхий Завет. Здесь, навечно запечатленные на тонком пергаменте, содержались расчеты — неровный ритм сердцебиения государства. Ровными столбцами каллиграфически выписанных цифр красовались прибыли; шрамами, исполосовавшими сердце, темнели суммы неизбежных трат.
Вышедший из низов мастер знал счет деньгам и цену каждого денария. Внезапная женитьба на сестре опального майордома принесла ему огромные богатства, земли и место при дворе, но отнюдь не любовь и почтение вельмож. С ним считались, ему вымученно улыбались, а спиной Элигий ощущал сверлящие завистливые взгляды.
Те, кого он столько лет снабжал украшениями и регалиями власти, наконец увидели в нем человека. И остались недовольны увиденным. Чванливые бароны почитали его наглым выскочкой, чуть ли не проходимцем.
Мастер был готов к этому. Все, что беглый вельможа, брат его нелюбимой жены, получил по праву рождения, ему приходилось беззастенчиво покупать: тратить и тратить звонкие монеты, одаривать глупых, но храбрых вояк, охочую до золотых безделушек матушку кесаря. И главное — ее молчаливого, резкого, как удар бича, сына — едва вошедшего в силу государя. Для подарков требовалось золото. Много золота, и много яркоцветных каменьев. И, проклятье, отдавать их приходилось навсегда! Вот просто так, широким жестом, с милой улыбкой на устах.
Темнолицый, похожий на хмурого демона Мустафа понимал Элигия без слов. Он готов был разорвать любого, кто станет на пути господина, и не раз доказывал свою преданность на деле. Некогда мастер спас от верной смерти этого иберийского мавра, подвешенного в железной клетке на перекрестке дорог для всеобщего устрашения, и, хотя хозяин его не удерживал, мавр вовсе не горел желанием покинуть доброго господина.
Элигий уселся поудобней за стол, принял увесистый том, развернул его на заложенной странице и перечел список нынешних даров: «Расходы, опять эти чертовы расходы!» Он неторопливо водил пальцем вдоль строк, опасаясь пропустить что-то важное. Но вот палец замер, точно упершись в невидимую стену. Как гласила запись, массивная золотая цепь, украшенная алыми гранатами, была преподнесена долговязому нурсийцу с переносицей, перебитой невесть кем, но, видно, добрым человеком. Элигий печально вздохнул — он бы с удовольствием поручил нечто подобное еще какому-нибудь доброму человеку. Если бы, конечно, мог. Этот Рейнар, наставник сэра Жанта Нурсийского, непрост, ох, непрост!