И это было правдой. Когда и где ему было рассказывать ей о своей жизни? Она ему, впрочем, тоже о многом не рассказала.
– Что же касается соломенной шляпы «паганель», – обернулся Яков к Надежде, – ее придумал и ввел в моду мой дед Жак Паганель, в честь которого я, собственно, и назван Джейкобом. Ну, знаете, Джейкоб, Яков, Жак…
– Вернемся к вашему деду, Джейкоб, – предложила Надежда, которую, в первую очередь, интересовал мир моды, а все остальное можно было отложить «на потом». – Какое отношение он имел к изготовлению шляп?
– Не он сам. Скорее его жена. Видите ли, мой дед был известным естествоиспытателем и путешественником. В частности, в 1868 году он совершил невероятное по сложности путешествие вдоль 37-й параллели южной широты. Вот в ходе этого удивительного путешествия он и придумал шляпу нового образца, отлично защищавшую голову от солнца. Позже его жена и моя бабушка Мэри Грант открыла в Эдинбурге модный дом и среди прочего начала продавать «паганели»[1], пользовавшиеся большим успехом у спортсменов и всех тех джентльменов, кто отправлялся в колонии…
– Так вы из Эдинбурга? – уточнила Надежда. – Кутюрье?
– О нет! – рассмеялся Яков, поднимая рюмку. – Я из Эдинбурга, но совсем не по этой части. За милых дам!
– Хороший тост, – согласилась Клавдия, поднимая свой бокал.
– Чем же вы занимаетесь, Яков? – спросила она, выпив шампанское.
«Сколько веревочке ни виться…» – смирилась Лиза с неизбежным.
– Яков, – сказала она, принимая на себя обязанность представить подругам своего мужчину, – профессор Эдинбургского университета, непременный член Лондонского Географического общества, иностранный член Французской академии и рыцарь ордена Чертополоха[2].
– А с виду и не скажешь! – хмыкнула Надежда.
– Вот как легко ошибиться в человеке, – поддержала ее Лиза. – Я же сказала, мы познакомились в Африке.
– Я помню, – кивнула Надежда, – в Африке. Но не до такой же степени!
Часть I
Одиссея капитана Браге
Июль, 1931
Подъем оказался гораздо сложнее, чем казалось снизу. Сначала пришлось пересечь пологую, но обширную осыпь, потом долго плутать среди огромных обломков скалы и колючего кустарника, и, наконец, апофеоз отчаяния – вертикальная стена. Двенадцать-пятнадцать метров ровной, как стол, скалы, и поздно уже спускаться вниз и искать дорогу в обход. Дело за полдень, солнце стоит высоко и жарит беспощадно, а воды во фляге Тюрдеева осталось максимум на треть. Если не подняться здесь, где наверху виднеются ветви деревьев, – и значит, остается надежда найти воду, – то уже не принципиально, умрешь ли ты, сорвавшись со скалы, или тебя медленно убьет жажда. Лиза решила, что лучше все-таки идти вверх, тем более что, как говорят в Себерии, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Однако где-то на середине подъема ей вдруг подумалось, что, пожалуй, она погорячилась.