А дни сменяются ночами, дождливая хмурь — ясным теплом.
По изрытой колесами дороге тащат кони Ильинский обоз. Устало шагает белая красавица кобылица, вызывая восхищение встречных, когда подводы проезжают селами или городами.
Так же обреченно в углу повозки сидит угасшая и даже постаревшая Анфиса. Дед Софрон, всего повидавшим на своем веку, ко всему привыкший, как всегда, весел и разговорчив. Вспоминает молодость. Странно вспомнил, словно со стороны, не свою жизнь рассказывает, а чью-то другую. Петр, как ни силится, не может представить старика молодым.
Рассказы Софрона интересны юноше, но особенно интересно то, что открывается его глазам. Деревенские хаты удручают бедностью, города поражают мшио людьми.
И ждет он Петербург с таким нетерпением, точно от этого зависит, быть жизни его такой же горькой, как у всего рода Кузнецовых, или он, как орел, оторвется от вершины голой скалы и, грудью рассекая воздух, свободно и гордо поднимется в небо.
Петербург встретил ильинцев проливным дождем. В городе было пусто и тихо. Высоченные дома и >акне полоски свинцового, низкого нависшего неба несказанно поразили Петра. Ему вдруг захотелось на родные просторы Ильинского. Первый раз за нею дорогу захотелось домой. И опрятный домик Кузнецовых на широкой улице, и стонущий на печи дед, и сестра-полудурок с приоткрытым ртом в вечной улыбке своей, с нечесаными волосами, но все равно красивая яркими красками, молодые лица, которые пока еще не победила болезнь, — все показалось зовущим, милым, непонятно зачем брошенным. Он почувствовал гнетущее одиночество.
Кони свернули с дороги, процокали подковами по каменной мостовой и потащили подводы в открытые железные ворота, украшенные крупным орнаментом.
Сестры Гончаровы возвращались с верховой прогулки. Все они с юности были отличными наездницами, и петербургская знать, отдыхающая на Каменном острове, а также кавалергарды, стоящие в летних лагерях по ту сторону Большой Невки, любовались наездницами.
Наталья Николаевна в это лето 1836 года не очень увлекалась верховыми прогулками. В мае у нее родилась дочь Наталья, после родов Наталья Николаевна долго болела, да и теперь, к концу лета, чувствовала себя не так уж хорошо. Она просто сопровождала сестер, как сопровождала их на балах. Девушки, хотя и великовозрастные, не могли появляться в свете одни.
Сестры ехали рядом. Вороной конь Натальи Николаевны шел спокойно и тихо. И такой же спокойной и тихой казалась его прекрасная хозяйка. Отпустив поводья, доверившись своему коню, она не глядела ни по сторонам, ни на дорогу. Она ехала в тихой и какой-то торжественной задумчивости.