Внимание Торвальдсена привлекла темная дубовая полка над камином в дальнем конце комнаты. Поистине прекрасная вещь! Он повидал немало французских особняков: все они были пустынны, точно гробницы, — но этот замок не имел с гробницей ничего общего.
— Мадам Ларок, вам известно, что мое состояние значительно больше вашего. Миллиардов на десять евро.
Его взгляд скользнул по высоким скулам Элизы, серьезным глазам, четко очерченному рту. Черный, контрастный со светлой кожей цвет волос был выбран наверняка не случайно (в том, что волосы крашеные, учитывая возраст Ларок, сомневаться не приходилось). Словом, привлекательная женщина. Умная, уверенная в себе. Привыкшая все делать по-своему, не терпящая прекословия.
— Это очевидный факт. Но какое мне дело до вашего состояния?
Выдержав подчеркнуто долгую паузу, датчанин медленно проронил:
— Вы меня оскорбили.
На ее лице отразилось недоумение.
— Как? Мы ведь только познакомились.
— Я владею одной из крупнейших и наиболее прибыльных корпораций в Европе. У меня есть дополнительный бизнес по всему миру: в нефтегазовой отрасли, в сфере телекоммуникаций, в производстве, — где трудится более восьмидесяти тысяч человек. Мой ежегодный доход намного превосходит доход от ваших предприятий. И все же вы меня оскорбляете.
— Герр Торвальдсен, в чем дело?
Элиза растерялась. В том-то и прелесть неожиданных ударов — преимущество всегда на стороне нападающего.
Сработало два года назад на площади в Мехико. Работает и в изысканной гостиной…
— Я хочу принять участие в вашем деле, — объявил он.
— В каком деле?
— Ну, в самолете меня с вами вчера не было, поэтому я лишь осмелюсь предположить, что Роберт Мастроянни — мой друг, между прочим — получил интересное предложение. А меня обошли.
У Ларок не дрогнул ни один мускул — не лицо, а холодный могильный камень.
— Какое предложение?
— Вступить в Парижский клуб. — Он решил не давать ей возможности ответить. — У вас удивительная родословная. Вы прямой потомок Карло-Андреа Поццо ди Борго. Ваш великий предок родился на Корсике, под Аяччо, восьмого марта тысяча семьсот шестьдесят четвертого года. Заклятый враг Наполеона, свою жизнь он посвятил международной политике, виртуозно направляя все силы против императора, пока тот окончательно не пал. Классическая корсиканская вендетта. Не пистолеты, не кинжал пустил он в ход, а дипломатические интриги — смертельное оружие, решившее судьбу не одной нации.
Торвальдсен умолк: пусть собеседница обдумает его слова.
— Не волнуйтесь, — снова заговорил он. — Я не враг. Даже напротив. Я восхищен тем, что вы делаете. И хотел бы присоединиться.