Сетевой (Осянина) - страница 139

Тогда они стали охотиться за компьютером Закидонского. Проблема была в том, что я засела в собственной квартире, запуганная до чертиков, и тут же со мной ошивался инициативный сотрудник органов, которого они вычислили, скорее всего, уже после второго его появления в моей квартире. Тогда они решили действовать напролом. Однако Чур нас предупредил. Пока молодчики ковырялись с моей входной дверью, стараясь привлечь как можно меньше внимания соседей, Алексей успел напихать в ноутбук программ-шпионов, которые дали Чагину и его коллегам доступ к их компьютерам и позволили вычислить их владельцев.

Мы с Алексеем похихикали, вспоминая тот день, когда оба огребли от молодчиков и ходили потом с битыми мордами.

Потом Леша приуныл, потом включил было свой взгляд василиска исподлобья. Но я была такая умиротворенная и разомлевшая (дома, в безопасности, в тепле, сытая и умытая после душа), что совершенно не смутилась на этот раз.

Наконец он, помолчав и посопев, решился спросить почти напрямую о том, что его грызло:

– А Пашка – вы с ним… поладили?

Я лукаво улыбнулась:

– Ну поначалу он был букой…

Алексей невесело усмехнулся:

– Ну еще бы. Это я должен был идти на его катамаране. И Вадик.

Мое лицо сперва вытянулось, потом я представила, что чувствовал Павел, когда я сначала свалилась ему как снег на голову вместо Чагина, а потом прорыдала посреди ночи, что Чагин едва не погиб.

Алексей продолжал хмуро на меня смотреть, надеясь прочесть по выражению моего лица и ужимкам, как у нас сложилось с Павлом.

Я решила не играть в кошки-мышки и в угадайку, подошла к нему сзади и обняла за плечи, погрузив нос и губы в его вихрастую макушку.

– Павел почти сразу понял, что я тебя люблю, и принял это по-павловски. Если бы я перед этим не встретила тебя, я бы в него обязательно влюбилась. Но…

Леша замер под моими руками, потом развернулся ко мне, сгреб в охапку, уткнулся мне в волосы лицом, жарко дыша. Он ничего не говорил, и мне не нужны были слова, чтобы понять, что он чувствует.

Троллю пришлось спешно убираться с нашей дороги, когда мы, не отрываясь друг от друга, натыкаясь на стены и мебель, на ходу стаскивая друг с друга одежду, перебрались в спальню. Из его груди, теперь залепленной пластырем, то и дело вырывался стон то ли боли, то ли наслаждения. Поначалу я пыталась в этом разобраться, но потом мне стало все равно…

Разговор мы продолжили уже в кровати, глубокой ночью, когда я рассказала вкратце о своих приключениях на Кавказе и о том, как почти оплакала его, Лешу. Он слушал внимательно, не перебивая, то улыбаясь, то хмурясь и отчетливо скрипя зубами. Я льнула к нему, как бездомная кошка, которую внезапно приютили и обогрели. Голова шла кругом от того, что теперь я могла сколько угодно прикасаться к желанному мужчине, от того, что после всего пережитого он не просто жив-здоров и рядом со мной, но и не скован теперь рамками и запретами.