Они все еще рядом со мной, они со мной, мои соплеменники, мои другие, но связь пропала, и я один. Я думал, что это, должно быть, они. Я наблюдал, чтобы увидеть, как они будут судить меня, наказывать меня за мой скверно обдуманный, наглый ответ тебе. Они должны были изгнать меня, думал я, но они не стали этого делать. Они не отпали от меня, они оставались такими же, какими были всегда, и телесно я по-прежнему часть этого сообщества. Мы обращаемся и разговариваем друг с другом так же, как и прежде.
Это не они закрылись, а я. Я отрезал себя. Я один, и я одинок. Пугает меня не то, что я стал одинок сейчас, но то, что я заглянул внутрь и увидел, что я уже есть. Как долго это происходит?
Итак. Итак, итак. Что же это такое? Как долго это происходит?
Меня заполняют обрывки твоей слабоумной культуры. Не вовремя. Если честно, то во всякое время. Меня возмущают мои эмоции — которые стоят этого названия, они — не те мелкие пузыри прихотей, что вы называете чувствами. Я возмущен тем, что мои эмоции напоминают мне обломки твоих развлечений или твоих экстравагантных вторжений.
Я продолжаю думать, что я был один. Что я не был частью всего этого. Они не отступились от меня, но я не думаю, что смогу вновь войти в их ряды. Я боюсь того, насколько одиноким я стану.
Выход есть. Вниз, туда, где лежат холодные рельсы. Я вышел оттуда же, откуда в свое время вышли маленькие серые мыши — настолько грязные, что напоминали ожившие комки пыли. Их захватили зеркальные существа. Я привык к темноте, она похожа на нечто материальное. Я постукивал по стенам и рельсам своей тростью, чтобы убедиться в том, что на моем пути нет ничего — ни застрявшего поезда, ни тел, ни упавших кирпичей.
Я шел на север по железнодорожным путям. Очень медленно, как если бы я хотел покинуть город.
Меня не будет некоторое время, сказал я, и я посмотрю, что во мне есть такого, что закрыло двери. Когда я принял решение, лежа на краю платформы, в темноте под Хэмпстедом, я начал обдумывать, каким образом устроить мой уход, и когда встал этот вопрос, волна ужаса захлестнула меня, ужаса, вызванного тем, что я не знал ответа. Тем, что такой вопрос возник.
Что я знаю? Куда я пойду? Буду я один? И как долго я был один?
Я исчезну на некоторое время. Я часто думаю о тебе. О твоем ружье и фонаре, о твоем очевидном страхе, когда ты вперся к нам. О вопросах, которые ты задавал и которые не могли принести тебе добра, и на которые я самонадеянно тебе ответил. Я ненавидел тебя тогда и ненавижу сейчас, но я помню тебя. Почему бы им не тронуть тебя?