— Все целы, Георгий Михалыч?!
— Кусок внешнего контура близко от стекла просвистел, Георгий Федорович, но никого не задело. Я еще там наверху второго 'Кальмара' тоже выключил… Решил на двух винтах садиться, вроде нормально вышло.
— Правильно решили. А что там с нашим новым 'погорельцем' стряслось? Успели разобраться?
— После очередного включения рванул. Сперва у обоих 'Кальмаров' давление топлива упало, потом у левого температура 'на взлет пошла'… Возможно, снова трубки топливной системы, а может, и сами форсунки. Главное, что турбина в этот раз точно не причем. Не было характерных звуков.
— Ладно, голубчик, идите, отдыхайте. На сегодня все полеты закончены, но к вечеру жду ваш отчет.
— Думаю, через часик напишем.
— Можете не спешить. Да, слава Богу, что все живы!
— Да уж. Если бы не оставшиеся два мотора пришлось бы кольца рвать.
Проскура, в очередной раз мысленно похвалив Колуна и Еременко за фантастически удачный в плане безопасности аппарат, пружинистым шагом отправился в ремонтный бокс. А Шиянов через окно бытовки окинул благодарным взглядом своего любимца, и начал набрасывать черновик отчета. В который уже раз 'Горын' принял на себя большую часть смертельного риска, и спас свой экипаж. Первенец и флагман эскадры реактивных испытательных машин сейчас сиротливо замер со снятыми капотами, и пустыми нишами демонтированных с него летающих испытательных стендов. На крыльях продолжали суетиться техники.
— Егор Михалыч. Звиняй, шо тревожу!
— Да брось ты, Савва Михалыч! Всегда тебе рад. Стряслось чего?
— Да ни особливо чего, Егорушка… Пашка вот только мне снова написал, и просил до вас с Михал Михалычем весточку отправить. Вот я и передаю.
— Спасибо, почитаю. Ну, а на словах передавал чего-нибудь?
— Так мы ж и не виделись с ним. Я сам-то это его письмо от Житомирских вояк получил. Мне он там тоже кой-чего отписал.
— По нашим делам?
— По ним.
— Намекнешь о чем?
— От тебя чего таиться. Просил попробовать жаростойкие лепестки к реактивному соплу придумать, которые тонкими тягами раскрывать и обратно прикрывать можно будет. Чтоб, значица, тягу нашему 'Осьминогу' регулировать. Да вот, думаю, дело то дюже сложное. Боязно мне что-то за такое самому браться.
— Так ты бы у научных ребят спросил. У того же Проскуры опять же.
— Даже не знаю, стоит ли о том, говорить ли товарищу профессору.
— Ты это напрасно, Михалыч! Георгий Федорович, обязательно придумает, как такое сделать и применить.
— Так, Пашка меня сызнова подбивает… Мол, сначала тот макет надо сделать, и лишь потом его показывать. Вроде того, не любит 'Большая наука', чтобы её уму-разуму учили. А вот от готового механизма в жизни не откажется. Даже мотоцикл, который я ему делаю, предложил продать, да на эти деньги работу начать. Потом еще доплатить собирается. Да только не в деньгах тут дело. Эх! Совсем ведь не в деньгах… Больно уж сложная механика там в его каракулях прописана. Не потяну я один такое.