В назначенный кинозалом ангар заходил Чибисов. Потоптался, поймал на себе яростный взгляд начальства и, ни слова не говоря, вышел вон. А Гольдштейн все смотрел и записывал. Записывал и снова смотрел. Сцены войны сменяли кадры отдыха детей в пионерских лагерях. Счастье в глазах мальчишек-планеристов. Занятия в аэроклубе на У-2. Потом обучение курсантов военных авиашкол. Танцплощадки, прогулки молодежи по набережным Севастополя. И снова Испания. Бои быков и фламенко. Радушные веселые лица и опаленные ненавистью к врагу глаза бойцов республиканской армии. В душном ангаре остановилось время. А по экрану все неслись и неслись кадры подходящих к завершению 30-х годов этого стремительного и безумного XX века.
Когда киномеханик, попрощавшись, отправился спать, Гольдштейн еще долго сидел, упершись задумчивым взглядом в пустой потертый экран. Перед его внутренним взором проносились кадры третьей серии фильма. Эта серия была важнее первых двух. Именно ей предстояло стать вершиной трилогии. Ведь она должна была впитать в себя не ту жизнь, что уже стала легендой, а ту, что творилась прямо на глазах живущих людей. И хотя в новом фильме художественный вымысел все также густо разбавлял достоверные факты, но обманывать современников режиссер не хотел. Он собирался снимать 'Живое кино'. Такое кино, о каком мечтал с первого курса…
***
На лужайке сквера Павла увидела, как вокруг украшенного длинным телескопическим объективом уродливого и, судя по всему, тяжеленного ящика на штативе, суетится молодой, чуть постарше Павла, мужчина. Человек был явно увлечен своим делом и не замечал окружающих. Его загадочный прибор вызывал у Павлы большое удивление.
'Зуб даю, это не кинокамера. Хм. А рядом у него еще один ящик стоит. Судя по всему, парень целенаправленно сканирует солнце. Точно! Звезд то сейчас не увидишь, а солнце-то вот оно. И еще он вон на том экране что-то выглядывает. Упс! А не телекамера ли это у него?! И если да, то какой модели? То, что не оптикомеханика, это к гадалке не ходи. Диска-то нет. Значит какой-то довоенный Зворыкинский иконоскоп. Помню, в журнале каком-то я читала, что именно с середины 30-х у амеров 'ТиВи' по-настоящему в массы рвануло. Мдя. А я тут со своими дурацкими вопросами по радиостанциям'.
— Эй, мистер! Доброго вам дня. Не помешаю? Я лейтенант Адам Моровски, армия Соединенных Штатов.
— Хм. Не помешаете. Гроут Ребер. 'Радиотехническая Корпорация Гэлвин'
— Рад знакомству, мистер Ребер. Сожалею, если отвлек вас от дела, но не могли бы вы объяснить мне, что это за устройство? Похоже на телескоп только какой-то странный.