Какой ужасный вопрос! В комнате наступает тишина. Господин Цитрин готов подсказать ответ юноше, который не знает, что сказать, но тот даже не смотрит в его сторону. Он думает.
А потом просто отвечает: — Я не понимаю. Вы же сами только что сказали, что господин Цитрин хранит свою записную книжку с адресами в левом ящике.
Зажмурив глаза, господин Цитрин наслаждается охватившим его чувством облегчения. Но бас Оврей-Пелиссака уже угрожающе бубнит:
— Правильно. Перейдем к следующему. Не могли бы вы мне сейчас описать, что делал господин Цитрин с той минуты, как вы вошли в комнату?
Юноша удивленно молчит, широко раскрыв глаза, улыбка застыла на его лице. Господина Цитрина возмущает эта новая ловушка. Он елозит в кресле, скрещивает руки на груди, снова кладет их на стол, закидывает голову назад и нервно покашливает.
— Когда я переступил порог, — наконец начинает юноша, — господин Цитрин делал вид, будто что-то пишет в блокноте, лежащем перед ним. Он поднял голову. Оттолкнул блокнот. Когда я шел от двери, он снял очки и потер указательным пальцем переносицу, на которой остались два красных полумесяца от оправы.
Господин Цитрин победоносно взглянул на профессора.
— Продолжайте, — сказал непоколебимый Оврей-Пелиссак.
— Потом господин Цитрин долго чесал голову, а затем одним щелчком выбил перхоть из-под ногтя.
Господин Цитрин, покраснев, перебивает его:
— Хорошо, хорошо.
И повернувшись к Оврей-Пелиссаку, говорит:
— Думаю, дальше продолжать не стоит.
Оврей-Пелиссак, что-то записывающий в блокнот, бросает коротко:
— Рассказывайте дальше.
— Затем, когда вы задали мне первый вопрос, господин Цитрин подмигнул в сторону ящика, в котором, по его мнению, лежала записная книжка с адресами. Но он ошибся, потому что подмигнул правым глазом, в то время как вы сказали, что записная книжка должна лежать в левом ящике. Но, возможно, вы сами забыли, с какой стороны он хранит записную книжку, и тогда…
— Довольно! — останавливает его Оврей-Пелиссак. — Эти ответы меня удовлетворяют. Я считаю, что вы справитесь с работой, которую мы вам дадим.
Наступает молчание, в котором вдруг отчетливо слышится разговор нетерпеливых посетителей в прихожей и шум соседней улицы. Оврей-Пелиссак с непроницаемым лицом, заложив руки за спину, меряет шагами комнату. Господин Цитрин сложенным вчетверо носовым платком утирает с лица пот. Наконец юноша не выдерживает:
— Не могли бы вы мне объяснить, для какой работы меня нанимают?
Круглолицый господин Цитрин вспыхивает как рак. Оврей-Пелиссак останавливается, задиристо встряхивает головой, засовывает большие пальцы рук в проймы жилета и говорит медленно, как человек, собирающийся очень долго развивать беспокоящую его мысль: