— Вы откуда свалились? — сердито сказал шофер. — Это же карнавальная ночь.
Когда они подъехали к гостинице, оказалось, что карнавал захлестнул и ее. Люди в маскарадных костюмах сновали туда и сюда. Кота спустили с цепи; он повернул к ним свою полосатую морду, посмотрел, потом в несколько прыжков взлетел по лестнице и остановился, поджидая их на площадке. На коте была жилетка, расшитая блестками.
— И все на мой день рождения! Хоть бы кто мне сказал, что со мной такое стрясется! — прорыдала Фэй, с треском захлопывая дверь своей комнаты.
Ее рыдания — два почти слитных ноющих звука, повторяющиеся раз за разом, — все еще были слышны за тонкой перегородкой, разделяющей их кровати. Лоурел лежала в темноте и ждала, когда это прекратится. Дом уснул позже, чем Фэй; город — еще позже, чем дом. Какое-то время спустя Лоурел услышала неуместно насмешливые трели — из вырытого рядом котлована доносилось кваканье лягушек. Перед самым рассветом откуда-то издалека послышался последний, прощальный пистолетный выстрел. После него — ни звука, даже эхо не откликнулось.
К вечеру они уехали. Тело судьи Мак-Келва уносил комфортабельный скорый поезд Новый Орлеан — Чикаго; он сам очень любил ездить этим поездом и каждый раз с откровенной радостью смотрел на туго накрахмаленные льняные скатерти, на свежую розу в серебряной вазе, наслаждался — смотря по сезону — сельдереем, похрустывающим со льда, или свежей клубникой из Хеммонда, отличным сервисом. Но теперь этот поезд тоже доживал свои дни.
В последнем вагоне две женщины полулежали в креслах, их купе было отделено перегородкой от кабины проводника в хвосте поезда. Фэй сбросила туфли. Она лежала, отвернувшись, и молчала.
Далеко в болоте, где черные деревья были густо, словно алыми каплями, обрызганы почками, виднелся невысокий бук, не сбросивший прошлогоднюю листву, и Лоурел казалось, что он не отстает от поезда, скользя с колдовской скоростью сквозь кипарисы, проносящиеся мимо. Но это было ее собственное отражение в оконном стекле — ее голова показалась ей кроной бука. Потом все исчезло. Поезд оставил болота позади и несся по просторам Понтшартрейна, в окне было видно только безучастное небо над застывшей бледной водой, в нем висела чайка с неподвижно раскинутыми крыльями, похожая на остановившиеся стрелки стенных часов. Должно быть, Лоурел заснула, потому что ей казалось, что она видит все ту же картину, как вдруг чайка превратилась в стрелки часов, которые светились в ночном небе над деревьями Маунт-Салюса на башне ратуши.
Фэй все спала. Когда Лоурел пришлось тронуть ее за плечо, чтобы разбудить, Фэй стала отбиваться, приговаривая: