— Я могу представить это себе и в Чикаго.
— Но запаха ты не услышишь, — возразила мисс Теннисон.
Все вместе они пошли к той клумбе, где были розовые кусты, чайные розы с подрезанными крепкими ветками. Они уже покрывались мерцающей молодой листвой. А за ними — Лоурел прошла немного дальше — поднимались вьющиеся розы: «Русалка», густой, дремучий куст со стороны миссис Пийз, и банксия в первой воздушной зелени со стороны Кортлендов, а между ними — широкая полоса пока что голого забора, где тоже будут виться розы Бекки. К судье Мак-Келва вернулась память около вьющейся розы Бекки…
«Я бы дорого дала, чтобы только понять, что это за сорт! — Мать Лоурел повторяла эти слова каждую весну, когда на кусте распускались первые, просвечивающие лепестки настоящего розового цвета. Она такая старинная, и запах у нее старинный, наверно, у нее есть свое название, но никому в Маунт-Салюсе это не интересно, и никто не хочет сказать мне, как называется этот сорт. Мне ничего не надо было с ней делать, только открыть ее и дать ей побольше места. Поглядите на нее, какие корни крепкие, сил у нее хоть отбавляй. Может быть, этому старому корню целых сто лет!»
«А то и больше! — говорил с улыбкой судья Мак-Келва, сидя в шезлонге. — Крепкий корень, как у старой яблони».
Яркие, как мазки сиены, листочки и шипы, похожие на огоньки вспыхивающих спичек, пробились на немилосердно обстриженном стволе. Не зацветет на этот год — зацветет на будущий. «Садовникам надо к этому привыкнуть», — говорила ее мать.
Воспоминания возвращаются, как весна, подумала Лоурел. Воспоминания чем-то похожи на весну. И случается, что от старого корня идет весь цвет.
— Ну ладно, с Лоурел теперь все ясно. А вот Фэй — кому-нибудь, кроме Теннисон, ясно, что с ней делать? Не знаю, как нам тут быть, — сказала мисс Адель, и ямочка от сдержанной улыбки тенью легла на ее щеку. — Ведь мы себе даже отдаленно не представляем, как нам быть с этой Клинтовой вертушкой, бросил ее нам на руки, абсолютно не считаясь с нашими чувствами. — Она была в ударе и даже в этот день снова стала сама собой.
— Разве что съездить ей по башке чем-нибудь покрепче, потяжелее, — добавила мисс Теннисон. — Она-то нас всех переживет. И будет сидеть на этом месте, когда от нас и следа не останется. И почему это всем мужчинам кажется, что ее нужно опекать?
— Майор только и делает, что пускает над ней слюнки, — поддакнула старая миссис Пийз.
— Ну, он-то еще не самый главный болван. То-то Клинт поразился бы, если бы вдруг услышал сейчас наши разговоры! — энергично заявила мисс Теннисон. — Я просто удивляюсь мужчинам.