— Господи Иисусе, — сказал Билл. — И ты туда же? — Он не то всхлипнул, не то икнул, приложив к губам мокрый носовой платок. — Твой текст, между прочим, не лучше моего. Об этом ты не подумала?
— Но что-то ты все же получил, — сказала она. — Как-никак семьсот долларов.
Билл сказал:
— Очень тебя прошу, выпей еще рюмку и забудь об этом. Я не могу. Понимаешь — не могу. Мог бы, так заплатил бы, но ты же знаешь, в каком я безвыходном положении.
— Ну и не надо. — Слова вырвались у нее как бы сами собой, ведь она была твердо намерена взять с него эти деньги. Они молча выпили еще по рюмке, и она поднялась в свою квартиру этажом выше.
Теперь она отчетливо вспомнила, как, прежде чем положить сумочку сушиться, вынула из нее то письмо.
Она села и перечитала письмо еще раз; некоторые места в нем требовали, чтобы их читали еще и еще, они жили своей жизнью, отдельно от остальных слов, и, когда она пыталась перескакивать их или не замечать, они двигались вместе с движением ее взгляда, и спасенья от них не было. «Думаю о тебе больше, чем хотелось бы… да, даже говорю о тебе… почему тебе так не терпелось разрушить… даже если бы я мог сейчас с тобой увидеться, я бы не… не стоит той невыносимой… конец…»
Она аккуратно разорвала письмо на узкие полоски и подожгла их за каминной решеткой.
На следующее утро, когда она еще мылась в ванной, в квартиру постучала истопница, а потом, войдя, громко сказала, что ей нужно проверить радиаторы, перед тем как запустить отопление на зиму. Несколько минут было слышно, как она ходит по комнате, потом дверь с резким стуком захлопнулась.
Она вышла из ванной, собираясь взять в сумочке сигарету. Сумочка исчезла. Она оделась, сварила кофе и села пить его за столик у окна. Конечно же, сумочку взяла истопница, и, конечно же, получить ее обратно можно будет только ценой идиотских препирательств. Ну и Бот с ней. Но одновременно с этим решением в крови у нее загорелась отчаянная, чуть ли не бешеная ярость. Она аккуратно поставила чашку на самую середину столика и твердыми шагами пошла вниз — три длинных марша, потом короткий коридор и еще крутая короткая лестница в подвал, где истопница, с лицом, перемазанным угольной пылью, шуровала под котлом отопления.
— Верните мне, пожалуйста, мою сумочку. Денег в ней нет. Это подарок, и я ею дорожу.
Истопница повернулась, не разгибая спины, и посмотрела на нее горячими помаргивающими глазами, в которых отражался красный огонь из топки.
— Вы о чем, какая там еще сумочка?
— Парчовая сумка, которую вы взяли с деревянной скамеечки у меня в комнате, — сказала она. — Верните ее мне.