ЭЖЕНИ (
обращаясь к госпоже де Сент-Анж). Дорогая, отец мой рассуждает точно, как господин Дольмансе, и за всю жизнь не сотворил ни одного доброго поступка. Он беспрестанно ругается с моей матерью – ей нравится выбрасывать деньги на такого рода мероприятия. Она даже вступила в «Материнское благотворительное общество» и в «Филантропический союз», трудно назвать ассоциацию, в которой она бы не состояла. Отец принудил ее прекратить все эти глупости, пригрозив, в противном случае, ограничить ее расходы и обречь на крайне скудный пенсион.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Подобные общества – при всей своей нелепости – весьма небезобидны, Эжени. Именно бесплатным школам и домам милосердия мы во многом обязаны теми страшными потрясениями, которые переживаем ныне. Заклинаю тебя, дорогая, никогда не подавай милостыню.
ЭЖЕНИ. Не беспокойся. Отец уже давно отучил меня от этого. Благотворительность слабо занимает меня, ради нее я не воспротивлюсь ни запретам отца, ни движениям моего сердца, ни твоим пожеланиям.
ДОЛЬМАНСЕ. Малой толикой мягкосердечия, доставшегося нам от природы, не стоит делиться ни с кем. И лучше уничтожить его ростки, нежели позволить им распространиться. Что мне до горестей других людей! Мало мне моих собственных – зачем же сокрушаться о чужих? Очаг чувствительности призовем к разжиганию наших удовольствий! Близко к сердцу станем принимать лишь то, что их подогревает, оставаясь абсолютно непреклонными ко всему остальному. Подобное состояние души порождает некоторую ожесточенность, не лишенную особой прелести. Беспрерывно творить зло – нам не под силу. Утрата приятных ощущений, которыми одаривает нас зло, частично уравновешивается незначительным, но острым наслаждением – никогда не совершать добра.
ЭЖЕНИ. Ах, Господи! Как воспламеняют меня ваши уроки! Теперь, наверное, меня и под страхом смерти не заставят совершить хоть какое-нибудь благодеяние!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. А вдруг представится случай учинить что-то дурное – ты им воспользуешься?
ЭЖЕНИ. Замолчи, искусительница. Ответ получишь только после окончания моей учебы. Выслушав все, что вы сказали, Дольмансе, я, кажется, разобралась: не важно, что вершить на земле – зло или добро. Главное – не изменять собственным вкусам и потакать своему темпераменту, ведь так?
ДОЛЬМАНСЕ. Несомненно, Эжени! Слова «порок» и «добродетель» выражают понятия узко локальные. Ни один поступок, сколь бы странным он ни казался, нельзя признать истинно преступным. Не бывает также и поступков однозначно добродетельных. Все обусловлено нашими нравами и климатом, в котором мы обитаем. То, что считается преступлением в данной местности, на расстоянии сотни лье зовется добродетелью. С таким же успехом, добродетели другого полушария именуются преступлениями у нас. Нет на свете зверства, которое не было бы кем-нибудь обожествлено, и нет добродетели, которая не была бы кем-нибудь заклеймена. Из этих незначительных, чисто географических, различий вытекает вывод: нас не должно заботить, как относятся к нам окружающие – с уважением или презрением. Следует быть выше этих пустых и необоснованных оценок, бесстрашно предпочитая людское презрение, если действия, его на нас навлекшие, доставляют нам удовольствие.