Диалоги снаружи и внутри (Антология) - страница 26

Дорогу выстлали пунктиром.
И я пошел куда глаза
глядят, упругий, как лоза.
– Давай, вперед, – велели, – с Богом!
Пути змеились за порогом,
и корабли, и поезда
несло неведомо куда.
Я шел, и полз, и плыл, и ехал.
И голоса, и шум, и эхо,
и перепалку зла с добром
ловил приемник под ребром.
Ах, эта скатертью дорожка,
и вслед ослепшее окошко,
и путь по местности земной
с ее лукавой кривизной…

Поэзия

Январь с его недобрыми богами оконная оплакивала
створка.
Пока богему нежили Багамы, поэты прозябали
на задворках.
Не надписи на банковском билете, не ласки
куршавельских содержанок, —
поэтов порождает лихолетье и приступы обиды
за державу.
Поэзия Сибирью прирастает и Старым укрепляется
Осколом.
На холоде тягучая, густая, не колой запивается —
рассолом.
Поэзия продукция изгнаний, напитков алкогольных
и солений…
Собою пересчитываю грани, углы тугие с иглами
вселенной.
Свистят пурги распущенные плети, звенят мороза
бронзовые розги.
Заходятся немеряно в поэте заплаканные дети
и подростки.
На небосводе строки многоточий. Уставилась
галактика недобро.
Душа моя стихами кровоточит, и ноют
переломанные ребра.
Трещит зима в березовых суставах.
Крещенская карга царит на свете.
Поэт озяб? Его согреет слава. Лавровым одеялом.
После смерти.

Зимнее утро

Ночь, охриплая собака, звезды, холод и века,
дочь бессонницы и мрака – среднерусская тоска.
А наутро – тучи в клочья, скрипы дворницких лопат,
речь воронья да сорочья – нарочита, невпопад.
Из подъезда, дверью гулкой салютуя декабрю,
выбираюсь на прогулку и рассвет благодарю
За старательных таджиков, расчищающих Москву.
А еще за что, скажи-ка? – да за то, что я живу
И донашивать ботинки, и протаптывать могу
первозданные тропинки в ослепительном снегу.
И за то, что, не дождавшись образумленной зари,
словно за ночь настрадавшись, угасают фонари.

Сирень цветет

Весны и лунной одури слияние. Как будто кровь
отхлынет от лица,
сойдет с небес лиловое сияние на ветки, наши веки
и сердца.
Не легок на подъем теперь, с годами я
(налог на прегрешения таков).
Но вновь затеет май свои гадания сиреневою
массой лепестков.
Не все приметы верные сбываются: ромашки лгут
и тешится Таро.
Но куст зацвел – дыхание сбивается,
проснулся бес и просится в ребро.

Тесей

Боги ли шепнули мне: «Беги!», я ль решил,
что сделать это вправе…
Долог путь к известности и славе – коротки
к бесславию шаги.
Уходя, тебя на берегу спящей, беззащитною оставлю.
И хотя еще себя прославлю, оправдаться так и не смогу.
Образ твой сумею сохранить – сгубленной запомню,
неповинной.
Свяжет нас незримой пуповиной та твоя
спасительная нить.
Оттого что стихнут голоса или пустота возникнет рядом,