Наступила полная тишина. Джо, побелевший и напрягшийся, поднялся со стула, и я увидела, как он развернулся и посмотрел на меня; то же самое сделал и мой брат Перси. Меня озарила догадка, я поняла, что они подумали. Эдвард Чампернаун, который приходился Джо шурином, семнадцать лет назад был претендентом на мою руку, и оба они – и Джо, и мой брат Перси – в этой ужасной ссоре после жаркого боя увидели не столкновение двух военных, а некую стычку частного порядка, вызванную ревностью, – этакое сведение счетов.
– Это, – медленно проговорил мой старший брат, – начало конца Ричарда Гренвила.
Его слова резанули мой слух холодом стали, и, поспешно окликнув слугу, я велела ему отвезти меня в мою комнату.
На следующий день я уехала в Матеркомб к своей сестре Сесилии, поскольку мне не представлялось возможным и дальше оставаться под крышей дома брата. Вендетта началась.
Мой старший брат, имея у себя за спиной внушительное семейство Чампернаунов и поддержку влиятельных семейств графства Девон и большей части членов комиссии, настаивал на смещении сэра Ричарда Гренвила с его должности шерифа и командующего королевскими частями на западе. Ричард ответил ему тем, что выставил Джо из Радфорда, дабы использовать дом и поместье как плацдарм для нового штурма Плимута.
Мы с Поллексефенами были отрезаны снегами в Матеркомбе, и я почти ничего не знала о том, что происходит, а Сесилия с превосходным тактом и деликатностью избегала этой темы. Сама же я не получила от Ричарда ни одной весточки с того самого вечера, как простилась с ним перед сражением, и теперь, когда он ввязался в бой как с недругами, так и с бывшими друзьями, я подумала, что мне лучше хранить молчание. Ему было известно мое местонахождение, поскольку я написала ему об этом, так что он мог ко мне приехать, если бы захотел. В конце марта началась оттепель, и мы получили первые за многие недели вести из внешнего мира.
Мирные переговоры между королем и парламентом ни к чему не привели, поскольку Аксбриджский договор не оправдал ожиданий, и война, похоже, должна была разгореться с еще большей силой, чем раньше.
Парламент, по доходившим до нас слухам, сформировал армию «Новая модель»[17], способную, по мнению знатоков, смести все со своего пути, а король, со своей стороны, издал и направил своим противникам эдикт, в котором говорилось, что, если мятежники не раскаются, их ждет проклятие, разорение и бесчестие. Юный принц Уэльский, похоже, получил титул верховного командующего всеми силами на западе и отправился в Бристоль, но, поскольку это был всего лишь пятнадцатилетний юноша, подлинная власть переходила к Совету, во главе которого стоял канцлер казначейства Хайд.