— Городок раньше назывался Роузвуд, — вздохнул Симонс, направляя на мистера Конноли ружье. — До того, как Господь прибрал к себе всех его обитателей!
— Просто от города остались одни головешки, — пояснил главарь. — Вот мы его и переименовали!
Удалившись от мародеров на приличное расстояние, я объявил привал. Мы спустились к маленькому ручью, проткавшему по дну оврага, и напоили лошадей.
Мистер Конноли открыл седельные сумки и разложил на попоне нашу нехитрую трапезу.
Шеймус опять уставился на мой вещевой мешок, но ничего не сказал.
Мы сидели молча и грызли твердый сыр с сухими лепешками. Солнце все еще было высоко в зените, а путь нам предстоял не близкий.
— Если вы спросите меня, то все это не просто так! — пробубнел Шеймус с набитым ртом. — Бог проклял Америку! Проклял за жестокость, за жадность, за лицемерие!
Мистер Конноли пренебрежительно фыркнул.
— Почему же он проклял именно Америку? — вздохнул он. — Почему же он тогда пощадил всех остальных?
— Всему свое время! — толстяк назидательно поднял палец вверх. — Это только начало! Вот попомните мое слово, скоро весь мир задрожит от ужаса!
Я прислушивался к разговору белых, и мне стало смешно.
— Вы оба не правы, — сказал я. — Вашему Богу нет дела до того, что происходит на земле с людьми! Это Вакан-Танка разгневался на вас! Это Матавилья проклял вас! Это маниту вселяются в мертвых животных, чтобы изгнать белого человека с наших земель! Это древние хранители ополчились против бледнолицых!
Мои спутники замолчали, и даже перестали жевать, переваривая услышанное.
— А что, — Шеймус пожал плечами. — В этом что-то есть!
Больше часа мы ехали молча, зорко глядя по сторонам и не выпуская из рук оружия.
Вокруг царила полная тишина. Не было слышно пения птиц, не было слышно даже жужжания насекомых. Только ветер время от времени принимался трясти кроны персиковых деревьев, поднимая вокруг нас настоящую метель из розовых лепестков.
В тени было довольно прохладно, однако по лицам моих спутников катились крупные капли пота.
Их губы были плотно стиснуты, а пальцы, сжимающие оружие, побелели. Белые люди боялись. Они боялись Вакан-Танку, боялись Матавилью, боялись маниту.
Дрожь пробежала и по моему телу. Может быть, мне тоже следовало бояться? Ведь я был предателем. Человеком, который предал свой народ, предал своих богов, предал своих предков.
Быть может, гнев божеств обрушится и на меня… быть может, он обрушится на меня в первую очередь?
Я почувствовал, как холодный пот выступил и у меня по всему телу.
— Глядите! — мистер Конноли привстал в седле, указывая на очередную разоренную усадьбу. — Звезды и стрелы!