С самого детства я любил слушать страшные истории, которые взрослые обычно рассказывали друг другу у походного костра.
Вот и в тот раз, мы с братьями тихонько устроились под одеялами, терпеливо дожидаясь, когда отец закончит набивать свою трубку, и начнет свой неторопливый рассказ.
Жаркий костер весело потрескивал, а черное холодное небо было усеяно мириадами мерцающих льдинок.
Ночь была холодная, и мальчишки жались поближе друг к другу, поглядывая на темные силуэты воинов, застывших, подобно изваяниям, вокруг огня.
Белая Птица плеснул на уголья из чаши, а Черная Рубаха бросил в огонь кусок сырого сердца бизона.
Трубка пошла по кругу, и воины затянули старинную песню охотников.
Я хорошо знал слова и начал тихонько подпевать.
Завыл ветер, пламя затрепетало, и с небес посыпались крупные хлопья снега.
Трубка описала полный круг вокруг костра и вернулась в руки хозяина.
— Однажды, давным-давно, когда люди еще понимали язык зверей и птиц, жил один воин, по имени Умеющий Слушать…
Этой истории я не слыхал раньше, и сердце мое забилось в груди быстрее, в предвкушении волшебных приключений и страшных превращений!
Однако отец замолчал, прервав рассказ на полуслове.
Он вновь принялся набивать свою трубку, а остальные воины сидели, не шевелясь, величественные и безмолвные.
Я поднял глаза, и мое сердце замерло на миг в груди! Прямо напротив отца сидел огромный белый волк!
От его шкуры поднимался пар, а воздух наполнился непривычным горьковатым запахом, похожим на запах корений, которые шаман бросает в огонь, когда говорит с божествами.
Круглые желтые глаза глядели на воинов сквозь стену огня, а на огромных когтистых лапах таял снег.
Волк сидел неподвижно, а воины делали вид, что ничего не замечают.
Отец вновь раскурил трубку, и как ни в чем ни бывало, продолжил рассказ.
Что он рассказывал, я уже не слышал. Мой взгляд был прикован к огромному, страшному животному, сидящему среди воинов, как среди равных.
Я видел каждый волосок, на его седой морде, каждую снежинку, которая кружась, касалась его усов.
Вдыхая тяжелый пряный дух, идущий от животного, я всего лишь на секунду прикорнул, а когда открыл глаза, волка уже не было.
До сих пор я не знаю, было ли все это на самом деле, либо все это мне лишь привиделось. Не знаю, был ли это настоящий волк, был ли это воин-оборотень, или это был один из маниту, привлеченный к стоянке человека запахом подношений.
У отца я так и не спросил, ведь говорить о духах считалось плохим знамением, а сам отец никогда об этом случае потом не вспоминал.