Впервые много говорит о болезнях. Во время войны целый год была дизентерия. И осложнение на печень. Сейчас плохо и с сердцем, и с легкими, и с давлением.
Рассказываю ему содержание "Ракового корпуса".
- Великолепно найдено место действия. Будет ли напечатано?
- Не знаю. Роман должен появиться в "Новом мире". Цензура задерживает, автор не идет на уступки, а Твардовский, кажется, устал бороться.
- Понимаю, понимаю. Он и тогда, год назад, показался мне усталым. Я сам часто устаю бороться за свое, очень хорошо, что есть друзья, которые тебя поддерживают. Но быть в одиночестве - это тяжело.
Твардовскому нужно принять "причастие буйвола" - без этого нельзя делать журнал. А поэту с этим нельзя жить.
Пытаюсь пересказать только что прочитанные стихи Твардовского о матери ("В краю, куда их вывезли гуртом...").
- А его родители действительно были кулаками или они - так называемые?
- Нет, не кулаки. Его отец был сельским кузнецом. Рассказывает, что в ФРГ опубликовано пять томов
Паустовского, он будет рецензировать.
Рассказываю ему, что Лев пишет воспоминания о войне и о тюрьме.
Из дневников Л.
29 сентября. Обед с Бёллем. Принимают историки и журналисты. Суетливо-назойливый профессор X. между тостами разъясняет: "Генрих Бёлль, конечно, религиозен, однако он противник церкви". Бёлль негромко, но сердито: "Это неправда, я принадлежу к церкви, я церковный, не поповский, но церковный".
До полуночи ходили вдвоем по улицам. Он расспрашивал о Синявском, Даниэле, о том, как наказывают литераторов, написавших письмо про них. Вспоминал разговор за обедом: "А знаешь, это ведь в чем-то и справедливо. Сегодня церковь у нас - это опора политической реакции, у нас много хороших священников и монахов, но церковные власти так коррумпированы, что вы себе и представить не можете".
30 сентября. В театре на Таганке, на спектакле "Галилей".
Ему по душе и театр, и Любимов, и дух зрительного зала. Юрий Любимов: "Ваши книги помогают мне жить". Просит у Бёлля пьесу для своего театра. Бёлль: "Пьесы можно писать только после пятидесяти лет. Есть у меня одна мистическая, но вам такая не подойдет".
У Любимова встретились с Г. Товстоноговым, он пригласил Бёлля в свой театр в Ленинград.
На обратном пути: "Мне кто-то говорил, что у вас сделана инсценировка "Клоуна", этого я очень боюсь, чаще всего портят. Обязательно посмотрите и напишите мне".
Аннемари перевела "Заложника" Биена, пьеса в ее переводе идет в ГДР. В Ростоке Бёлль видел "Марат-Сад" Петера Вайса, ему понравился спектакль.
Из дневников Р.