Л. Доклад Хрущева я слышал во множестве пересказов. Потом наконец прочитал секретную брошюру в редакции "Иностранной литературы". Первые ощущения были - радость и новые надежды. Они укреплялись всем, что я узнавал о собраниях и о том выступлении Р., которое она здесь вспоминает. Хрущев прямо сказал, что "пока успели реабилитировать только немногих". Это укрепляло уверенность, что скоро дойдет очередь до тех, кто еще оставался в лагерях и в ссылках, и до меня.
Однако у меня был горький опыт и послесталинских лет.
Я вернулся в декабре 54-го года в ту самую московскую квартиру, из которой ушел на фронт в 41-м году. Но уже три недели спустя меня из нее выдворила милиция: ведь я просто отбыл срок по ст. 58, был лишен гражданских прав, в частности - права жить в Москве. Тогда я прописался в деревне возле Клина за сравнительно небольшую взятку секретарю сельсовета. А жил в Москве нелегально у друзей, главным образом у А. А. Белкина. Летом 1955 года был издан закон об амнистии по политическим статьям. Едва получив новый паспорт, я отправился лечиться в Ессентуки, но там меня настигло известие, что я не подлежал амнистии, ибо она распространялась только на тех, кто сотрудничал в годы войны с противником. И я снова писал жалобы Генеральному прокурору, в Верховный суд, в ЦК КПСС, настаивал на пересмотре дела, на отмене приговора. Мне помогала Елена Дмитриевна Стасова - бывшая сотрудница Ленина, "товарищ Абсолют", бывшая секретарша Сталина, бывший редактор французского издания журнала "Интернациональная литература". Она пересылала мои письма и заявления со своими "сопроводиловками" в разные высокие инстанции.
Помог и Константин Симонов - главный редактор "Нового мира" - по его указанию была опубликована в ноябре 55 года моя рецензия на книгу Эриха Вайнерта. После этого мне стали заказывать статьи редакции новых журналов "Иностранная литература" и "Москва", "Литературная энциклопедия" и сборник "День поэзии".
В апреле 56-го года "Правда" опубликовала Постановление пленума ЦК "О борьбе с культом личности и его последствиями", состоявшее из туманных общих фраз о восстановлении ленинских норм партийной жизни, об уважении к социалистической законности, но предостерегающее от "перегибов", от "уступок вражеской идеологии". До Москвы дошли сведения о забастовках и лагерных восстаниях в Джезказгане и на Воркуте в 1953 и 1954 годах, подавленных танками.
Меня несколько раз вызывал следователь военной прокуратуры, который, по его словам, "занимался пересмотром моего дела", задавал какие-то малозначащие вопросы, больше интересовался новейшими литературными сплетнями и тем, сколько зарабатывают писатели.