- Выпьем за Андрея Дмитриевича, за святого русского подвижника. Дай Бог ему здоровья. А все же для меня лучшие надежды России воплощает прежде всего Федор Кузькин - тот хитрый колхозник, которого так здорово описал Можаев и так здорово показал Любимов на Таганке. Недоумки запретили спектакль. Но Кузькина им не запретить. Он живой, правильно пьесу назвали "Живой".
* * *
Шофер из Майкопа. Плечистый, круглоголовый атлет. Говорит тоном уверенного в себе, бывалого всезнайки. Представился:
- Я постоянный слушатель всех зарубежных "голосов". От них и про вас узнал. А про себя могу доложить: отсидел два года. Намотали срок, как любому намотать могут: шоферские нарушения, хулиганство, спекуляции и тэдэ и тэпе. Ведь у нас девяносто, а то и девяносто пять процентов так живет, что любого под Уголовный кодекс подвести можно. Чистенькими только дураки и трусы бывают... Я прошел такие университеты, что могу хоть на доктора ГУЛаговских наук сдавать, и теперь хочу одного: свободной жизни где-нибудь при капитализме. Раньше думал, можно чего-то добиться, качал права, доказывал, собственной дочке врагом стал, она комсомолка, не желает с отцом-антисоветчиком в одном доме жить. В Донбасс уехала, хорошо бы там под троллейбус попала... Ну, извините, может, не то сказал, перебрал. Я вгорячах говорю, как чувствую.
Теперь я понимаю, что у нас тут никакой свободы быть не может, сплошной социализм. Наверху новый класс жрет икру с коньяком, внизу Ваньки-работяги, каждый за пол-литра душу продаст, и я решил: "Прощай, Россия!" Хочу хоть в Париж, хоть в Нью-Йорк, хоть в Южную Африку. Вот об этом и прошу вашей помощи. Ну и вы, господа, столичная интеллигенция, диссиденты всемирно известные, вы тоже не такие, как я раньше думал. Когда про вас по Би-би-си и по "Немецкой волне" слушал, душа играла. Оказывается, есть и у нас настоящие люди. А стал приезжать в Москву, то здесь, то там лбом в стенку. У наших защитников-поборников тоже номенклатура. К Лидии Чуковской на порог не пускают - слишком рано пришел, они, видите ли, спят. А я, рабочий человек, всю ночь в общем вагоне ехал к ней за правдой. И на другой день не пустили, они, видите ли, нездоровы.
Писателя Владимова его жена охраняет, никаких пропусков - "Работает. Пишет". Значит, его работу уважает, а если я свою работу бросил, за тысячу верст к нему приехал, то мне - извини-подвинься.
К Сахарову пришел, там евреи сидят, с ними какие-то американцы или англичане, чего-то доказывают. Сказал: "Приду на другой день", - объясняют: "Прием только по вторникам". Такая меня печаль-тоска взяла. Я же на Сахарова молился, а мне там даже чашку кофе не подали, не спросили, а может быть, вы, товарищ рабочий, устали, может, вы голодные? Так кого же вы защищаете, господа диссиденты? Одних только евреев, чтобы их выпускали в ихний Израиль? А русских рабочих кто защищать будет? Где же у вас правда?