3
В тот же час одевался и Болдвуд. Перед ним стоял портной из Кэстербриджа, примеривавший ему новый сюртук, только что доставленный из мастерской.
Болдвуд еще никогда не был так привередлив, так разборчив в отношении покроя и вообще так придирчив. Портной вертелся вокруг него, расправляя складки на талии, обдергивал рукава, приглаживал воротник, и Болдвуд впервые терпеливо сносил все эти процедуры. В былое время фермер возмущался такими тонкостями, называя все это ребячеством, но сейчас у него не вырвалось ни философской тирады, ни резкой реплики по адресу человека, придававшего такое значение морщинке на сюртуке, как если бы речь шла о землетрясении в Южной Америке. Наконец Болдвуд заявил, что он более или менее удовлетворен, уплатил по счету, и портной вышел, разминувшись в дверях с Оуком, явившимся с ежедневным докладом.
– А, это вы, Оук, – сказал Болдвуд. – Вы, конечно, придете на вечер. Надеюсь, вы вволю повеселитесь. Я решил не жалеть ни расходов, ни трудов.
– Постараюсь прийти, сэр, хоть, может, малость запоздаю, – спокойно отвечал Габриэль. – Рад видеть в вас такую перемену.
– Да… признаюсь… нынче я в таком светлом настроении… весел, даже более чем весел… и мне даже как-то грустно при мысли, что все это не так уж прочно. Случалось, когда я был в радостном настроении и горячо надеялся, меня уже подстерегала беда; поэтому частенько я радуюсь, когда на меня находит уныние, и тревожусь, когда на сердце весело. Но все это ерунда. Сущая ерунда. Может, и в самом деле приходит мой день.
– Надеюсь, день будет долгий и ясный.
– Благодарю вас… благодарю. Но кто знает, может, у меня нет особых оснований радоваться… И все-таки я крепко надеюсь. Это уже вера, а не надежда. Думается, на этот раз я не обманусь в своих ожиданиях… Оук, у меня руки, кажется, чуточку дрожат. Не могу как следует завязать шейный платок. Не завяжете ли вы мне его? Дело в том, что последнее время я, видите ли, был не совсем здоров.
– Это очень печально, сэр.
– Пустяки! Пожалуйста, сделайте, как умеете. Может, теперь как-нибудь по-новому завязывают, Оук?
– Не знаю, сэр, – отвечал Оук, и в голосе его прозвучала печаль.
Болдвуд подошел к Габриэлю, и, пока Оук завязывал шейный платок, фермер продолжал в лихорадочном возбуждении:
– Как по-вашему, Габриэль, женщины держат свои обещания?
– Да, ежели это им не слишком трудно.
– А условное обещание?
– Не поручился бы я за этакое условное обещание, – с оттенком горечи отвечал Габриэль. – Это дырявое словечко, совсем как решето.
– Не говорите так, Габриэль. За последнее время вы стали насмешником, отчего бы это? Мы с вами как будто поменялись ролями: я стал молодым человеком, полным надежд, а вы – разочарованным в жизни стариком. Но все-таки, как по-вашему, сдержит ли женщина обещание… то есть не обещание выйти замуж, а даст ли она слово выйти замуж через несколько лет? Ведь вы лучше меня знаете женщин, скажите же!