Полковник возвращает меня к реальности:
– Комбат – все то же самое, только до сорока пяти суток. У нас еще бывают финансовые наказания.
– Деньгами?
– Да. Ротный может лишить трети зарплаты в один месяц. Комбат – двух третей два месяца подряд.
Так-так. Новобранец получает тысячу сто долларов в месяц. Да, есть чего лишать. Не то что у нас: мизер платят, мизер отнять можно.
– Скажите, а пьянство у вас есть? Процветает?
Мне кажется, я таю в себе какую-то маленькую надежду. Что эти люди такие же, как мы. Разочаровываюсь.
– Пьянство?
Полковник, глядя в небо, качает головой. По-моему, его берет ностальгия.
– Пьянство?! – Холл уже строго глядит на меня. – Да, в семидесятых-восьмидесятых это было в порядке вещей. А сейчас… Если вас остановит пьяным военная полиция, то все, ваша карьера закончилась.
– Серьезно у вас тут…
– Но любой солдат может обжаловать эти наказания в военном суде. Не принимает наказания – в суд. А дальше уже начинаются разбирательства.
– А, скажем, нарушение формы одежды – это серьезный проступок?
– Да у нас нет такого. Если ты надел на себя что-то не то, значит, ты не готов к службе. Не готов к службе – нарушаешь контракт. А это уже очень и очень серьезно.
Стрельба закончена. Все солдаты уходят под навес, там располагаются высокие и длинные столы. Чистка оружия. У каждого новобранца в руках отвертка, и перед каждым не привычная для меня гора запчастей. Винтовки старые, обшарпанные, некоторые приклады обмотаны темно-коричневым скотчем. Сколько же рук ласкали эти «М-16»? Перед Ираком, Афганистаном? И все ли живы теперь обладатели тех рук?
Оператор Виталик беззастенчиво бродит с камерой по рядам, пока не задерживает объектив на одной из солдат-девушек. Ее тут же начинают поддевать окружающие:
– Бетти! Улыбнись и ты станешь звездой!
– Бетти, передай привет маме!
Бетти не смущена. И мне это нравится. У нас дома частенько приводят репортерам одного и того же солдата, как правило, отличника, и он пичкает вас заученными заранее фразами. А вот тут все спонтанно. Казавшиеся мне замуштрованными солдаты абсолютно раскрепощены. Они делают дело, перебрасываются фразами и смеются. И Бетти тоже, сама разворачивает диалог. Не со мной, не с Виталиком, а с его камерой, как с одушевленным предметом:
– Хочешь, чтоб я показала тебе свою винтовку? Пожалуйста… Она мне нравится. Из нее легко стрелять. Вот только дышать надо правильно и чистить эту винтовку нужно как следует. А так, сделал дело, почистил – иди и стреляй.
Бетти морщит веснушчатый носик. Я не прерываю ее общение с камерой, и она продолжает: