И тут, как говорится, напряженная пауза! Какой опыт, откуда? Настоящих-то врачей в Америку не пустили. Поехали те, кто решил за чужой счет отдохнуть, развеяться. А когда время пришло опыт передавать – тут упс!!! Неудобняк! Американцы стерпели, но к нашим военным больше не обращались. Они нашли советских ветеранов и пенсионеров, реальных военных врачей – травматологов, хирургов и др. Тех, кто действительно прошел Афган. И ездят теперь к ним в Питер учиться, уже в гражданские заведения. Стыдобища…
Начальник американского госпиталя ведет меня вдоль коек. Выставка несчастных случаев.
– Этот на мотоцикле под машину влетел. Собираем по частям. Две недели уже у нас лежит. У этого, видите, руки нет. До мины, говорит, дотронулся. Повезло. Мог и умереть.
– Я смотрю, и дети есть.
– Много. Видите, вот мальчик. Отцу помогал коров пасти. Намотал поводья на кисть. Одна рванулась – полруки оторвала.
Я остановился у кровати этого пастушка. Из-под одеяла на меня смотрели два больших детских глаза. Я смутился и отошел, детей всегда жалко. Какая разница, кто им помогает, НАТО или Варшавский договор. Взрослые же – агрессивные и неразумные, а дети – святые. Они всегда вне пороков и вне взрослых военных игр.
Когда мы вышли на воздух, Скаветта взял меня за плечо.
– А почему ты удивляешься нашей открытости?
– Не знаю… Откровенность – это вообще штука редкая. В отношениях с незнакомыми людьми, а тем более с репортерами. Нет, у нас в России военные могут пустить к себе в полк, показать все, что лежит на поверхности. Но так, чтоб позволить пожить в казарме, дать разобраться, что к чему, – никогда. Слишком много тайн и секретов, которые обычным людям знать не следует. Это как семейная жизнь напоказ.
Скаветта сжал пальцы на моем плече.
– Послушай, ты прикрепленный корреспондент. Знаешь, что это такое?
– Нет.
– Бумаги подписывал?
– Целую кипу. Сто листов.
– Так вот теперь ты имеешь право находиться в Баграме и снимать все, что тебе заблагорассудится. Хоть мир, хоть войну. Единственное запомни: если при тебе кого-то из наших военных убьют, нельзя сообщать и показывать это раньше официальных заявлений из Пентагона.
– Почему?
– Правительство США послало этих солдат на войну. И это дело правительства – сообщать семьям о гибели их отцов и детей. Ясно?
– Ясно. А если они сами попросят?
– Кто?
– Если солдаты еще при жизни разрешат снимать их гибель на пленку?
Рик задумался.
– Ты знаешь, такое бывает. Ну если так – да, конечно, можно снимать. – Он помолчал, как будто вспоминал что-то. И грустно добавил: – Конечно, можно.