Туда, где я еще не была одинока.
– Ладно, – сказал мистер Раш. – Поехали.
– Нет! – Я схватила его за руку. Я ненавидела себя. Ненавидела свой жалобный голосок, который молил: – Не оставляйте меня! Пожалуйста!
– О, милая. – Миссис Раш обняла меня. – Нет. Сонни, мы не оставим тебя здесь. Ты вернешься к нам, договорились?
– Но Эми…
– Любит тебя, – договорил за меня мистер Раш. – И мы тоже.
– Что бы ни происходило между вами, вы обязательно со всем разберетесь, – сказала миссис Раш. – И она тоже хотела бы, чтобы ты вернулась вместе с нами.
Хотя я в этом сомневалась. Мне казалось, что это невозможно после всего, что я натворила. Ведь я солгала ей и об этом. Чем не причина ненавидеть меня еще больше?
Мистер Раш проводил меня к машине, а миссис Раш забрала кое-какую одежду из моей комнаты. На обратном пути никто из нас не проронил ни слова. Я смотрела в окно, глаза горели от слез.
Все кончено. Кота достали из мешка. Я чувствовала себя голой, униженной. Беззащитной.
Когда мы вернулись к Рашам, Эми сидела в гостиной перед телевизором. Она немало удивилась, увидев меня на пороге.
Я отвернулась от нее, пряча лицо. Не сказав никому ни слова, я побежала наверх, в гостевую комнату, где жила все это время.
Я не хотела хлопать дверью – это получилось само собой.
Я упала на кровать, лицом в подушку. Но не заплакала. Просто не могла.
Слез не осталось.
Два дня я не выходила из гостевой комнаты.
Отчасти потому, что чувствовала себя потерянной и несчастной и не хотела грузить своей болью других. Но прежде всего потому, что мне было стыдно. Стыдно за свою истерику перед родителями Эми. Стыдно за правду.
Мистер и миссис Раш несколько раз стучались в дверь, но я не откликалась.
Я хотела пойти к Эми, чтобы найти у нее утешение и покой, как это всегда бывало. Я хотела позвонить Райдеру, а еще лучше, если бы он оказался рядом. Обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Или ляпнул бы что-нибудь высокопарное и смешное, чтобы я могла поиздеваться над ним и перестать думать обо всем остальном.
Я скучала по ним обоим.
Но больше всего мне хотелось забаррикадироваться в этой комнате, остаться в вечном одиночестве, в наказание за все мои ужасные поступки.
В конце концов голод возобладал над желанием стать затворницей вроде Рапунцель. Я подождала, пока все заснут, и прокралась на кухню.
По крайней мере, я думала, что все спят.
– Почему ты не сказала мне?
Я подняла глаза от миски с сухим завтраком. Эми, в полосатой розово-черной пижаме и пушистых зеленых тапочках, стояла в дверях кухни. Я опустила голову и уткнулась взглядом в шоколадные подушечки, плавающие в молоке.